– Господине! Господи-и-и-не-е!..

Но тьма уже поглотила повозку. Возбужденная толпа монахов шла от сгоревшей церкви. Завидев коней, которые во весь опор неслись от келий к воротам, они свернули в сторону и, обойдя гостевое жилье с другой стороны, ринулись через бурелом и колючий кустарник им наперерез, надеясь срезать угол и нагнать беглецов, прежде чем те успеют открыть ворота. Густые заросли, с цепкими колючками и крепкими как железо сучьями недолго сдерживали их пыл. Даже воинственный призыв келаря схватить и предать преступников Божьему наказанию, хоть и добавил ярости братии, но не смог ускорить их продвижение сквозь дикую поросль. Отдельные монахи, прорвавшись сквозь колючки и не дожидаясь остальных, бежали за беглецами, пытаясь задержать их. Но эти одиночные нападения не имели успеха.

Пока Готфрид, Петр и возница Филипп отбивали натиск обезумевших иноков, оба верховых стрельца, спешившись, пытались камнями сбить с ворот замок.

– Где Кирюшка? – крикнул Петр, уворачиваясь от замахнувшегося на него палкой худого, но высокого и жилистого монаха.

– Нету его! – ловко орудуя тростью, крикнул Готфрид.

– Ты же его послал ворота открыть?

– Отстал! – кольнув острием шпаги коротконого инока, выдохнул Готфрид. – Я увидел его в последний момент, когда он упал. Но мы уже проехали мимо, и я не стал останавливать Филиппа.

Аптекарь хотел еще что-то сказать, но из кустов неожиданно выскочили сразу трое преследователей. Один из них из-за спины сделал замах палкой и норовил ударить Готфрида по голове. Тот ловко увернулся и с силой ткнул сначала одного, а затем другого своей тростью в живот. Оба упали на землю и, корчась от боли, отползли в сторону. Третий, обронив клобук, в испуге отбежал и, не понимая, что случилось с его товарищами, в нерешительности застыл на месте.

– Как думаешь, собьют стрельцы замок? – спросил Петр, едва успевая отбиваться от наседающего на него инока.

– Нет! Нужно наскакивать на ворота, – делая выпад шпагой вперед, прокричал Готфрид. И в этот момент услышал глухой стон Петра. Обернувшись, он увидел, как тот сложился пополам и со стоном упал. Три шага отделяли его от друга, но, подоспевшие два монаха – один вилами, а другой палкой – стали оттеснять Готфрида в сторону, мешая ему прийти на помощь товарищу. Краем глаза он заметил, как верзила, который свалил его друга, подошел к Петру и со злорадной улыбкой неторопливо замахнулся своей палкой, чтобы опустить ее на его незащищенную спину. Ужас сковал Готфрида. Он было рванулся на выручку товарища, но тут же получил удар дубьем по левой руке. Благо удар был скользящий и не причинил ему особого вреда. В тот же миг раздался дикий крик, и верзила с окровавленными руками повалился под ноги Готфриду. Два инока-коротышки от неожиданности замерли и, побросав палки, стали неистово креститься. Это и нужно было Филиппу. Он кнутом рассек голову маленькому монаху, сбив с нее разорванную надвое окровавленную скуфью. Возница соскочил со скрепы повозки и помог Петру в нее забраться.

– Егор! Василий! – громко закричал Готфрид. – Бросьте это! Поднимайте коней на дыбы…

– Зачем? – выкрикнул один из них.

– На дыбы! Бейте копытами по воротам! – заорал Готфрид.

Стрельцы поняли, что хотел от них аптекарь. Они быстро вскочили в седла, подняли коней и стали с разгона наскакивать на ворота. Петли на бревнах начали расшатываться, а через мгновение одна из створок плашмя рухнула на землю. Путь был свободен.

Обозленные монахи наконец преодолели преграду и выскочили из зарослей. Они всем гуртом ринулись на не успевшего еще забраться на облучок Филиппа и стоявшего рядом с ним Готфрида. Однако верховые стрельцы развернули коней и врезались в гущу монастырской братии, размахивая над их головами саблями. Они оттеснили толпу обратно к кустам. Филипп, впрыгнув в повозку, погнал ее прочь, быстро отдаляясь от этого гиблого места. Стрельцы поскакали следом. Толпа монахов, вскинув дубье, ринулась за ними в погоню. На каменистой дороге, да еще в темноте, сильно коня не разгонишь – можно ему и ноги изломать, поэтому стрельцы, оглядываясь, старались пускать лошадей где быстрым шагом, а где короткой рысью. Преследователи, видя, что настигнуть беглецов никак не удается, стали бросать в них камни. И когда конь одного стрельца повернулся боком, чтобы перейти дорогу, метко брошенный кем-то камень попал ему прямо в колено передней ноги. Конь от боли заржал, встал на дыбы и, сделав рывок в сторону, сбросил с себя седока. Увидев это, монахи возликовали и с новой силой устремились в погоню. Стрелец, скакавший впереди, поспешил ему на помощь и, протянув руку, попытался поднять его к себе на седло. Но тут на беглецов посыпался град камней. Несколько попало в лошадь, и та, фыркая, стала кружиться на месте, не позволяя стрельцу подтянуть товарища. Наконец их руки сцепились, и тот, что упал, подпрыгнул, ухватился за седло и стал карабкаться на круп уже бегущей лошади… Вдруг со стороны киновии послышались радостные вопли. Стрелец, проскакав саженей пятнадцать, остановился и, обернувшись, увидел, что сзади, на крупе его лошади, никого нет. Он напряг слух: впереди слышался звук удалявшейся повозки, а сзади – крики ликовавшей толпы. За ним уже никто не гнался. Стрелец понял, что его товарищ сорвался и попал в руки монахов. Возвращаться и спасать друга в одиночку было безумием. Он перекрестился и попросил Царя Небесного придать его товарищу в сей нелегкий для него час твердости духа. Стрелец пришпорил коня и поскакал следом за повозкой.