Офицеры переглядываются, потом встают.

– До свидания, доктор Печерская, – загадочном тоном произносит Яровая, и они уходят.

Господи, да что же это?!

Но поддаться эмоциям не успеваю. Входит новый администратор Дина Хворова и говорит:

– Эллина Родионовна, там вернулся тот мужчина.

– Который?

– С собакой-поводырём, музыкант.

– И что хочет?

– Он опять ослеп.

– Не было печали… – произношу недовольно и спешу прочь из кабинета.

Когда же закончится этот день?!

8. Глава 8

– Эллина Родионовна, это вы? Это вы, доктор? – мужчина сидит на койке, рядом на полу собака. Открываю дверь, и оба поворачивают ко мне головы. Только лабрадор видит, даже хвостом виляет (узнала, кажется), а вот пациент…

– Здравствуйте, Максим Петрович, – приветствую его как можно оптимистичнее, поскольку лицо мужчины выражает крайнюю степень волнения. Он нервно теребит поводок собаки, хотя мог бы давно её отпустить.

– Здравствуйте! – он растягивает рот в улыбке. – Я опять ничего не вижу. Прикоснитесь ко мне ещё раз, пожалуйста. У вас целебные руки.

– Смотрите прямо, Максим Петрович, – прошу пациента, а сама беру барабан Кэтфорда и кручу перед его лицом. Эта хорошая вещь работает в ста процентах случаев: помогает выявить мнимых ослепших. Случаются у нас такие. Чаще всего это молодые мужчины, которые не хотят служить в армии. Им кажется, что достаточно прикинуться слепым, и врачи поведутся на их уловки. Особенно много было желающих «откосить» в прошлом году, когда началась мобилизация.

Но в данном случае понимаю: больной не обманывает.

Свечу ему в глаза фонариком – никакой реакции.

– Прикоснитесь ко мне, доктор. Как в тот раз, пожалуйста, – он протягивает руки, нащупывает мою ладонь и прикладывает себе ко лбу.

Я позволяю ему это сделать, но пребываю в некотором замешательстве. Он, случайно, умом не тронулся? Или правда поверил в исключительность моих прикосновений? Уверовал, будто я исцеляю этим? Медсестра Катя, которая стоит рядом, видит мой чуть растерянный взгляд и пожимает плечами. Мы не спешим осуждать Максима Петровича. В нашей работе чудеса случаются.

Пока трогаю чуть горячий лоб, больной сидит с плотно сжатыми веками. Потом резко их раскрывает…

– Ещё разок.

– Везём на МРТ, – говорю медсестре.

– Ещё раз! Пожалуйста! Ещё разочек! Попробуйте, а? – умоляет мужчина.

– Максим Петрович, – говорю спокойно, – не волнуйтесь. Давайте сделаем сначала МРТ, а потом я снова потрогаю вашу голову. Хорошо?

Он нехотя соглашается.

– А вот собаку придётся оставить здесь, ей в отделение диагностики нельзя. Сюда тоже, в принципе…

– Прошу вас, Эллина Родионовна, – говорит больной. – Она единственная живая душа в моей жизни. У меня больше никого нет. Жена давно ушла, забрала с собой детей. Я живу один, и Марта – мой единственный друг.

– Хорошо, я попрошу, чтобы за ней присмотрели.

Максим Петрович благодарит, а я иду проведать, как там жертва насильника.

Грустит. Отрешённо смотрит в сторону, пока накладываю шов на глубокую царапину на правой руке.

– Сейчас придёт травматолог, осмотрит вашу лодыжку. А потом мы положим вас на обследование.

– Они так расстроятся…

– Кто?

– Я пою в церковном хоре, – поясняет Галина Николаевна. – Мы собираемся каждое утро в воскресенье. Вы знаете, как красиво звучат песнопения? Особенно утром, когда солнечные лучи только начинают пробиваться через окна храма, освещая то один лик, то другой… Сквозь них проскальзывают, вздымаясь вверх, тёплые струи воздуха от горящих свечей и лампад. У меня всегда в такие моменты ощущение, что Бог слышит наши голоса…

– Я уверена, ваши коллеги поймут ваше отсутствие.

– Теперь уже поздно искать мне замену, – грустно говорит Галина Николаевна.