Доктор, да вы... больной! 2 Дарья Десса

1. Глава 1

Часть 2

Два месяца спустя

Во всяком событии можно найти положительные моменты. Иногда для этого нужно, правда, очень постараться. Особенно когда всё вокруг кажется чёрным или тёмно-серым. Так и было со мной в первые дни, когда я лишилась любимой работы. Но не уволилась, а всего лишь отправилась в отпуск, к которому прибавились почти четыре недели неиспользованных отгулов. С этим мне помогла Марина Арнольдовна. Позвонила и сказала:

– Элли, не торопись. Иди-ка ты и отдохни как следует, а мы…

– Простите, Марина Арнольдовна, кто это «мы»? – перебила я её грустным голосом.

– Девочка, не перебивай старших, это невежливо!

– Простите…

– Мы – это те, кто ценит тебя, уважает и любит в нашей клинике, вот кто, – строго сказала заведующая. – Так вот, мы постараемся что-нибудь придумать. Не обсуждается. Заявление на отпуск жду до конца рабочего дня. Поспеши.

Конечно, я так и сделала. Гранин наложил резолюцию «Не возражаю».

Могу себе представить, каким у него было лицо в этот момент. Но спорить с Мариной Арнольдовной он ещё побаивается. Может, потом, когда-нибудь. А пока наша заведующая для него фигура, обойти которую не получится. Она работает в нашей клинике почти 40 лет, и за это время обзавелась большими связями с городской медицине. Жаль, их недостаточно, чтобы избавить меня от глупых обвинений.

В тот же день я написала заявление на отпуск, быстро попрощалась с коллегами. Анна Геннадьевна Прохорова, конечно, расстроилась. Ведь ей снова придётся исполнять мои обязанности заведующей отделением. Хорошо, что не заместителя главврача, – для этой должности ей не хватило бы административного опыта. Да и все остальные тоже не были рады тому, что случилось. Я услышала много слов поддержки, поблагодарила коллег и, едва сдерживая слёзы, уехала домой.

«Наконец-то настало время, когда смогу побыть с Олюшкой», – думала во время пути. И когда вернулась и отпустила няню, дала волю чувствам. Пока моя доченька спала, её мама, сидя на кухне, обливалась слезами от обиды. Но едва услышала, как ребёнок проснулся, умылась и пошла заниматься домашними делами, от которых почти отвыкла.

За последующие четыре дня мой телефон раскалился от звонков и сообщений. Все, с кем я общаюсь, выразили слова поддержки. Я принимала их, сколько могла, а потом поставила смартфон на беззвучный режим. Кончились силы и слова, чтобы говорить в ответ. Захотелось тишины и покоя, к тому же Олюшка приболела немного, и всё внимание я переключила на неё.

На пятый день ко мне примчался Дима. К счастью, один, без своего большого семейства, иначе им бы здесь не понравилось. Трудно соблюдать идеальный порядок, нужный для приёма гостей, когда в душе такое творится. Но родному брату эти мелочи в виде огромной стопки детского белья, которое я не успела погладить, или висящих на балконе пелёнок, разбросанных игрушек были привычны. Он-то, папа многодетный, из состояния перманентного бардака не выбирается. Привык.

Дима крепко обнял меня на пороге, а потом мы провели чудесный вечер, болтали до самой ночи. Пришлось ему всё рассказать в подробностях. Да он, собственно, потому и примчался, что позвонил в первый день моего вынужденного отпуска. Я не удержалась, расплакалась, и брат тут же сообщил о скором приезде.

Боже, как я благодарна небу и родителям, что у меня есть такой близкий человек!

Пока мы говорили о том, как Гранин требовал, чтобы я уволилась, по глазам Димы видела: ему так и хочется сказать «говорил же тебе об этом человеке». Но брат, к чего чести, сдержался. Да я и сама всё понимаю. Не стоило снова погружаться с Никитой в новый-старый роман. Единственное светлое пятно в этом – моя Олюшка.

На следующее утро, когда мы все проснулись и собирались завтракать, в дверь позвонили.

– Ты кого-то ждёшь? – удивлённо спросил Дима, посмотрев на часы. Они показывали половину восьмого.

– Никого, – ответила я и пошла посмотреть, кого это нелёгкая принесла в такую рань.

Стоило мне посмотреть в глазок, как изнутри обдало жаром. За дверью, хмурый и сосредоточенный, стоял… Гранин. Прежде чем он успел снова нетерпеливо позвонить, я успела сказать:

– Что вам нужно?

Никита посмотрел прямо в глазок.

– И тебе доброе утро, Элли. Может, откроешь? Или так и будем через дверь разговаривать?

Я оглянулась. Позади меня с Олюшкой в руках стоял Дима. Он услышал голос Никиты с лестничной клетки и отрицательно помотал головой. Мол, не открывай ему. «Прости, братик, но я иначе воспитана. К тому же формально Гранин ещё мой руководитель», – подумала я и показала Диме, чтобы он ушёл в детскую. Тот снова недовольно покачал головой и удалился, оставив дверь чуть приоткрытой. Я улыбнулась, поняв: будет подслушивать.

Повернула ключ, открыла дверь. Не полностью, наполовину. И встала там, давая ясно понять нежданному гостю: внутрь его впускать никто не собирается. Заметив это, Никита усмехнулся:

– Что, даже в дом не пригласишь?

– Прости, но нет, – вежливо отвечаю ему. – У меня не прибрано.

Взгляд Гранина скользит вниз, натыкается на мужскую обувь. Это ботинки Димы, и лицо Никиты сразу меняется. Оно будто каменеет.

– У тебя гость? – спрашивает сухо.

Я едва не отвечаю «Ко мне брат в гости приехал». Да, не искушена в подобных вещах, и игры мадридского двора мне незнакомы. Привыкла быть искренней и говорить правду. Но в этом случае отчего-то бросаю на Гранина дерзкий взгляд и отвечаю:

– А вот это, Никита Михайлович, вас совсем не касается.

Он продолжает хмуро смотреть на меня. Вижу, как злится и ещё… неужели?! Ревнует?! Мне становится приятно. Не всё коту масленица!

– Вы зачем пришли?

– Хотел сказать, что очень сожалею о случившемся. Пойми, Элли: решение уволить тебя исходило не от меня. Я приложил немало стараний, чтобы этого избежать, но в итоге…

«Какой же ты подлый лжец! – думаю, глядя ему в лицо. – Это Марина Арнольдовна предложила уйти в отпуск, а ты требовал уйти “по собственному”». Становится противно смотреть на Гранина и разговаривать с ним.

– Это всё, о чём вы хотели мне сказать? – спрашиваю равнодушным тоном.

– Нет, я ещё подумал, что…

– Любимая, ты скоро? Олюшка волнуется, – вдруг слышу из детской мужской голос.

В первую секунду находит ступор: как чужой оказался в моей квартире?! Но тут же понимаю: это Дима! У него ещё с детства была эта манера – менять голоса. Однажды он даже разыграл директора школы, когда позвонил ей с чужого мобильного и, пародируя голос мэра, – отца Никиты, сообщил, что занятия отменяются «ввиду опасной эпидемиологической обстановки». Если бы Диму тогда вычислили, ему бы крепко не поздоровилось. Ну, а так у нас возникли трёхдневные каникулы, прежде чем директор, Лариса Борисовна Камнева, не узнала правду. Ох, как она орала потом, заставив всех прийти на линейку! Наверное, половина Волхова её слышала. Но брат мой остался нераскрытым.

Вот и теперь я с интересом наблюдала за лицом Гранина. Он, услышав мужской голос, да ещё обращённый ко мне словом «любимая», сначала страшно побледнел. Затем покрылся красными пятнами. Но выдержка его не подвела. Никита выдержал этот удар судьбы и ответил ледяным тоном:

– Да, это всё, что я хотел сказать. Всего вам доброго, Эллина Родионовна, – развернулся и пошёл вниз, то ли позабыв о лифте, то ли потому, что хотел поскорее убраться отсюда.

Я закрыла дверь, вернулась к Диме. Тот, увидев моё лицо, расхохотался.

– Что, поверил?

– Ещё как! – и рассказала, во что превратилось лицо Гранина.

– Надо же, ревнует тебя, – заметил брат.

– «Коль любовь и вправду зла, так полюбишь и козла», – процитировала я своего любимого Леонида Филатова.

– Это верно, – усмехнулся Дима. – Так зачем он приходил?

Пришлось мне признаться ему в ещё одной страшной тайне, которую я до нынешнего дня хранила в себе. Что Гранин подал на меня в суд и собирается добиться общей опеки над Олюшкой. Слушая меня, брат помрачнел, как грозовая туча.

– А спину ему мёдом не помазать? – задал риторический вопрос, когда я замолчала. – Надеюсь, ты не собираешься отдавать ему Олюшку?

– Ты что? Конечно же нет!

– Правильно. Он пальцем не пошевелил, чтобы помочь тебе во время беременности. Не сделал ничего, когда ты родила. Теперь захотел отцом стать. Вот ему! – и Дима сложил фигуру из трёх пальцев.

Я смотрю на Олюшку. Она зачарованно глядит на мобиль, который медленно крутится над её головой. Эта девочка – моя главная радость в жизни. Зачем же стану делиться ей с человеком, который…

– А ещё он потребовал, чтобы я уволилась.

От этого признания (прежде я умолчала об этом, когда рассказывала Диме про депутата) брат сжимает кулаки.

– Вот же!.. Надо было его пустить, я бы набил ему…

– Успокойся. Кулаками тут ничего не решишь.

– А чем решишь? Кстати, у тебя есть адвокат?

– Да, есть.

– Надёжный человек?

– Вполне. Мне предложил его один… друг.

– Друг? – брови брата поднимаются. – Элли, сестрёнка, да ты полна сюрпризов! Какие ещё тайны не раскрыла? Давай, пока я здесь. Потом будет некогда.

Я улыбаюсь и рассказываю о Борисе.

– Подожди. Так это тот самый Борис из ночного клуба? У вас что, роман?

– Ну, не совсем роман… – отнекиваюсь я.

Дима сменяет гнев на милость и смеётся.

– Вот это да! Рассказывай, что между вами. Очень интересно. Можешь обойтись без интимных подробностей.

– А их и нет.

– То есть ты хочешь сказать… у вас…