Дочки-матери и другие истории о любви Михаил Титов

© Михаил Титов, 2025

ISBN 978-5-0067-2700-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1.

– А повидлом тебе рожу не намазать?!

Анька косится на меня через плечо и кривит физиономию: вот-вот язык высунет. Сдерживается. Губы плотней сжала. Мы с ней вчера, по-моему, разругались. Хотя точно сказать не могу. То, что я немного был неадекватен вчера, это факт. Остальное – в тумане. Я думал, она сегодня со мной вообще разговаривать не будет, но Анька – женщина характерная. В смысле, никогда не знаешь, куда ее характер повернется. Видно, что дуется, а разговаривает. Другая на ее месте ни слова не выдавила бы.

– Ладно, без сопливых обойдемся. Сварю кофе сам.

– Вот и вари, – уже почти беззлобно, по-моему, ворчит Анька. – Тем более, что его нет.

– Как нет?! Еще вчера…

– Вот именно: еще вчера. Я вчера твоим вшивым кофеём посуду помыла.

– С чего это вдруг?

– А с того! Не могла смотреть на твою счастливую морду. Ты хоть помнишь, что нес вчера?

Вчера на работе мы отмечали день рождения Марины Сергеевны, начальницы нашего отдела. Тетка она душевная, из породы безвозрастных молодух. Сколько ей исполнилось, естественно, вытаскивать из нее не стали. Из приличия. Все и так знают. Спасибо Ольге-кадровичке, подшустрила, сдала ценную информацию без боя. Вот она всех удивила, когда заявила, что нашей Марине уже 53. А на вид больше 40 не дашь. Конечно, Марину Сергеевну мы в известность не поставили, что теперь ее тайна – общественное достояние. Чего уж тетку расстраивать?! Хотя она вряд ли всерьез расстроилась бы. Посмеялась бы вместе со всеми – это точно. Но все равно, народ у нас, не смотри, что журналисты, по большей части тактичный, потому промолчали деликатно.

Душевная широта Марины, а иначе мы ее между собой и не называли, вчера развернулась по полной. Пол-ящика водки, по 10 бутылок сухого и шампанского на 25 человек, конечно, с перебором было. Но Марина, видимо, решила кутить так кутить. Мы даже хороводы водили. Я почему-то все время рядом с Мариной оказывался. Напоследок, помню, даже поцеловал ее. Из вежливости и чувства благодарности за организованный праздник. Может, и напрасно. Сантиментов у нас ой как не любят. Любое проявление чувствительности тут же будет высмеяно – в лучшем случае, или трактовано как прогиб перед начальством – в худшем. Но вчера на общественное мнение мне было плевать с самой высокой высотки нашего города. Этажа так с шестнадцатого… В общем, домой я пришел не то что бы на рогах, а на чем-то таком, на чем ходить и вовсе невозможно. Потому абсолютно не помнил, что мог нести.

– И что было-то? – осторожно поинтересовался я.

– Ой, только не делай вид, что ничего не помнишь, – Анька махнула рукой. – Такой ахинеи я от тебя еще не слышала. Ты меня, между прочим, сукой обозвал. Причем, дважды.

– Сукой? – покраснел я.

– Именно сукой. А еще и из дома выгонял.

– Я?! Не может быть! – я просто зарделся.

– Еще как может. Ну не я же кричала себе: сваливай с квартиры, сука!

– Ты что-то путаешь! – пошел я напролом. – Такого просто быть не может.

– Значит, смогло, раз было. Сука – это вообще что-то новенькое в твоем репертуаре.

– В смысле?

– В смысле: раньше ты себе такого не позволял. Даже будучи пьяным.

– Анют, ну давай оставим это «будучи» в покое, а? – заканючил я. – Ну, все забыто?!

– Суку, я думаю, забуду не сразу, – отрезала Анька.

– Я даже не представляю, как я мог тебя сукой назвать. Главное, с чего вдруг? Сукой…

– Это у тебя надо спросить, дорогой. Чем, интересно, я тебе так насолила за пять лет совместной жизни? Пусть и в гражданском браке.

– Ну, прости, ладно? – как можно жалостней проскулил я.

Анька равнодушно пожала плечами.

– Не знаю, честно говоря. Наверное, прощу. Но…

– Обиделась на пьяный бред?!

– Я не об этом. Бред он и в Африке – бред. Тем более, что не в первый раз уже.

– Ты хочешь сказать, что я и до этого сукой тебя называл?! – притворно ужаснулся я.

– Слава Богу, нет. А то, что говоришь много в бессознательном состоянии… Да, ладно, не будем о печальном. Я, знаешь, о чем я хотела с тобой поговорить сегодня? – Анька потерла бровь.

– Разговор серьезный? – я улыбнулся, думая, что Анька оттаяла.

Но Анька на мой расползшийся в улыбке рот даже внимания не обратила, присела на табурет, облокотилась о кухонный столик, внимательно посмотрела на меня и перевела взгляд на жалкую традесканцию, одиноко висевшую на стене.

– Цветок полить надо? – по-своему понял я ее.

– Потом польешь, Слав. В общем, не буду тянуть. Лучше сразу сказать, а то не решусь. Я ухожу, – выпалила после небольшой паузы, но глазами осталась там, на традесканции.

– В смысле? – напрягся я.

– Ты какой-то непонятливый сегодня, – Анька поднялась и, взяв с подоконника детскую леечку с желтым цыпленком сбоку, стала поливать хилую плеть цветка. Вода, заполнив горшок, тонкой струйкой перетекла через край, и мы оба уставились на грязную лужицу, расползавшуюся по полу.

Смысл ее слов до меня дошел сразу, однако я все не мог поверить до конца, что она решилась заговорить об этом. В квартире и раньше витали, словно легкий ветерок, несущий грозу, смутные предчувствия разлада, но именно сегодня они, наконец-то, приняли четкую форму. Только сейчас меня не покидало чувство, что она скажет: «Шутка!» – и рассмеется.

– Ты все это… серьезно?

– Куда уж более, – Анька бросила тряпку, накрывая лужу, и прижала ногой. Ткань тут же пропиталась водой.

– А почему сегодня?

– Так сошлось, – Анька брезгливо подняла тряпку двумя пальцами и швырнула ее в мусорное ведро. – Я, наверное, просто устала.

– Тебе не кажется, что ты и со мной вот так? – я кивнул в сторону мусорки.

– Если ты заметил, с тобой я сделала это куда нежней и деликатней, – усмехнулась Анька.

– Ты специально выбрала время, когда я с похмелья, когда я болею, и половины из сказанного не понимаю? Специально, да?! – я не на шутку разозлился. – Давай поговорим об этом вечером.

– Вечера не будет. Я уже решила.

– Я ничего не понимаю, – схватился я за голову. – Ты меня шантажировать опять пытаешься?! Да я и так согласен на тебе жениться. Давай распишемся, если тебе оно так надо. Только зачем весь этот спектакль?!

– Если ты думаешь, что это был шантаж, то ошибаешься. Это было всего лишь желание упорядочить как-то наши отношения. Вот и все. Но, – Анька, словно пистолет, наставила на меня указательный палец, – сейчас я этого не хочу. Просто я кончилась. Понимаешь, меня больше на тебя не хватает. Я не «Энерджайзер». Батарейки сели. Я вся вышла. И думаю, на этом надо поставить точку. И в разговоре, и вообще…

Анька вышла из кухни, так и не посмотрев на меня. Догонять я ее не стал: не люблю дешевые мелодрамы. Перед тем, как хлопнуть дверью, Анька крикнула с порога:

– Ключи я оставила на тумбочке. Пока.

– И это все?! – вдогонку бросил я.

– Пока.

– Что – пока? – ухватился я за двусмысленность этого слова, но Анька уже зацокала каблучками по лестнице.

Традесканция выжимала по капле воду из горшка. Она плюхалась о линолеум совершенно не в такт Анькиным шагам.

2.

Это обряд. Точнее даже – ритуал, который обязательно нужно блюсти. Ежедневно. Иначе ничего не получится потом в течение дня: удачи не будет. Сигарета на голодный желудок. Что может быть слаще?! Одно неудобство – перекур в туалете. Хотя привычно уже. (Анька не хотела вписываться в нынешний стандарт: не курила принципиально, не то что бы так о здоровье пеклась, просто не хотела идти в потоке. Так она говорила. И потому курить в квартире мне было запрещено сразу же, как только мы решили обзавестись с Анькой общим хозяйством. Это было одно из ее условий. В принципе, не самое страшное. Ну и что в этом такого?) Сел на унитаз и задымил вверх, стараясь выдыхать дым как можно выше, к вентиляционному отверстию. Потом – кофе. Потом – душ. Потом – бегом на автобус. И с облегчением закурить еще раз перед входом в родную контору. Сегодня можно было нарушить установленный порядок, и выкурить сигарету прямо на кухне.

Вытащив сигарету, я бросил пачку на стол, поставил рядом пепельницу и чиркнул спичкой по коробку. Спичка проехала по ребру, но не зажглась. «Точно как в советской мелодраматической пьесе, – подумал я. – Там вечно спички гаснут. Герой нервничает от переживаний… Нет, там спички ломаются. Ну и ладно». Вторая спичка зажглась уже нормально, безо всяких закидонов, просто вспыхнула и загорелась ровным пламенем, и это почему-то укрепило во мне уверенность, что Анькин уход – всего лишь небольшое недоразумение, которое разрешится в самое ближайшее время.

Так и просидел целый час, ломая голову над причинами Анькиного ухода. В конце концов, опять утешил себя выводом, что сказанное ею «пока» еще не означает окончательного прощания, и она, перебесившись, вернется. Мало ли, человеку захотелось одному побыть. С этими мыслями и стал собираться на работу.

– Голова на месте?! – вместо приветствия бросил мне Антон, сосед по кабинету.

– Да вроде на месте, – отмахнулся я.

– А чего хмурый такой? – не отставал Антон.

– Поживи с мое, – я попытался отвязаться, и Антон, сообразив это, уткнулся в компьютер.

– Ладно, потом поговорим. Когда в себя придешь, – беззлобно сказал он.

Приоткрылась дверь и в кабинет просунулась Ольга-кадровичка, выполнявшая по совместительству еще и роль секретарши.