– Нет, – помахал я головой.

– Не хочешь говорить, не надо. Последний вопрос можно?

– Что? – сухо спросил я.

– Ты сегодня целый день будешь таким загруженным или к вечеру отойдешь? – Антон расплылся в улыбке. – Могли бы пивка пойти попить.

– Я думал, ты о планерке спросишь, – удивился я.

– А чего тут спрашивать?! – пожал плечами Антон. – Дела яснее ясного. Какая разница, кого обслуживать: ЗАО «Стройинвест» или администрацию области. Главное, чтобы деньги платили. Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать, – выдал Антон и вновь уткнулся в компьютер.


3.

Господи, все это уже было. Столько раз, что я начинаю сомневаться в здравии своего ума. Меня целый день не покидало ощущение, что этот сон мне уже снился и не раз. И события в нем повторяются с завидной и пугающей последовательностью.

– Ну что насчет пива? – отключая компьютер, спросил Антон.

Я удивленно посмотрел на него.

– Забыл уже, что ли, старик?! – Антон хлопнул меня по плечу. – Встрепенись и за мной.

– По-моему, ты повторяешься, Антон, – я в задумчивости посмотрел на него. – Тебе не кажется, что все это уже было.

– Да, я не оригинален. Но, заметь, постоянен в своих пристрастиях. Идешь или нет?

– Нет, я сегодня что-то подустал от цикличности.

– В смысле? – удивился Антон.

– Понимаешь, я даже это «в смысле» слышу уже не первый раз в жизни.

– История развивается по спирали, – засмеялся Антон. – Тебе ли этого не знать?! Все повторяется, а уж слова тем более. Может, тебе по-немецки повторить? Для разнообразия? Тогда «steht auf und kommt zu mir»! Этого ты точно слышать не мог.

– Ступай без меня. Я посижу еще.

– Как хочешь, – не расстроился Антон. – Позову Игоря. Он не откажется.


Анька сказала «пока». Она не сказала «катись к черту», не сказала «вали на фиг», не сказала банального «прощай». Она сказала «пока». Это долбанное «пока» крутилось в башке со скоростью циркулярной пилы, разделявшей мозги на ровные пластинки. И в каждой – клонированное «пока». Пять лет мы с ней прожили под одной крышей, за пять лет выучили друг друга наизусть, успели надоесть друг другу, но при этом и срослись друг с другом так, что не разорвать. Мне, во всяком случае, так казалось до сегодняшнего утра. А вот, поди ж ты, все не так оказалось, как казалось. Только – надоели. Видимо, просто. Надоели – и все. Пока. Ключ на тумбочке. Она же все про меня знает. Из-за этого? Ну, не из-за «суки» же, сказанной по пьяни. Скорей всего, именно моя раскрытость перед ней и привела к ее уходу. Я стал неинтересен. Я успел выболтаться в первый год нашей совместной жизни. Может, стоило бы умолчать что-то, не выдавать сразу полную порцию да еще и с добавками. Я силился вспомнить, что она мне рассказывала о себе, но не получалось. В пластинах, нарезанных циркуляркой, остались только ее институт, ее место работы, ее домашний халат, ее привычка по утрам обязательно съедать зеленое яблоко. Да, еще она любила Мураками, которого я терпеть не мог из-за его однообразия. Боже! Это все, что я знаю о человеке, с которым прожил 5 лет?! Она-то, в отличие от меня, помнила все мои истории. Все до единой.

Серое утро, разбавленное робкой желтизной холодного зимнего солнца. Резкий звонок будильника, раздающийся всегда позже установленного времени. Поэтому надо, не мешкая, выпрыгивать из-под теплого одеяла в холод остывшей за ночь комнаты, судорожно натягивать на себя любые теплые вещи и бежать сквозь неприязнь стен, пола и окон на кухню, где нужно плеснуть в лицо ледяной воды и тут же утереться полотенцем. Услышать звонок, выпрыгнуть, побежать, промчаться, вернуться, чтобы встать на стартовую дорожку дня и не сходить с нее до позднего вечера, когда все процедуры приобретут почти антонимическое значение.