Дочь Востока, душа Запада Parvana Saba

Горы, окружавшие замок, простирались далеко за горизонт, их вершины терялись в тумане, словно остатки древней легенды, о которой уже никто не помнил. Вечерний свет ложился на них мягким золотом, растекаясь по скалам, скользя по темным еловым зарослям, оседая на водной глади узкой речки, что извивалась в долине, подобно серебристой змее.

Воздух здесь всегда был другим – прозрачным, хрустящим, полным запахов смолы, горьких трав, прохладной земли. Он врывался в комнату через приоткрытое окно, и лёгкий ветер шевелил тонкие занавески, заставляя их колыхаться, будто белые паруса в бесконечном море.

Ферида сидела за массивным письменным столом, вырезанным из темного ореха. Пальцы её легко сжимали перо – чёрное, лебединое, тяжелое, словно отягощенное не только чернилами, но и мыслями, которые она пыталась запечатлеть на бумаге. Лист, перед ней, уже был испещрен тонкими, аккуратными строчками, но ей всё казалось, что этого мало.

Она хотела написать что-то настоящее, что-то, что отразило бы её сердце, её тоску, её невидимую борьбу с миром, который казался таким прекрасным снаружи и таким холодным изнутри.

Сквозь стену доносилась музыка: «Doğarken ağladı, insan… bu son olsun, bu son…»

Голос певца был глубоким, теплым, полным невысказанной боли, словно он знал нечто такое, что неведомо всем остальным.

Ферида откинулась на спинку стула, закрыла глаза. Музыка заполнила её.

Она вспомнила себя маленькой девочкой, бегущей босиком по мраморному полу, ее отражение скользило по глянцевой поверхности, а за спиной раздавался строгий голос бабушки:

– Девочка из нашего рода не должна бегать, как деревенская девчонка!

Тогда она ещё не понимала, что значит «из нашего рода».

Позже она поняла.

Значит – быть безупречной.

Значит – ходить медленно, говорить сдержанно, улыбаться ровно настолько, насколько нужно, чтобы не вызвать пересудов.

Значит – следить за каждым своим жестом, каждым взглядом, каждым словом.

Значит – быть красивой, но не слишком доступной.

Значит – быть умной, но не умнее мужчин.

Значит – быть правильной.

Ферида сжала пальцы. Чернильница на столе слегка качнулась.

Она не хотела быть правильной. Она хотела быть собой.

Но кто она?

Её мир состоял из мрамора и шелка, из сводов потолков, высоких зеркал, тяжёлых канделябров, из запахов лаванды и жасмина, из ровных голосов слуг, из долгих ужинов при свечах, где звучала французская и итальянская речь, из томов книг на турецком, арабском, греческом, английском…

Она знала столько, но не знала самого главного.

Кто она без всего этого?

Ферида открыла глаза и взяла перо. Чернила блеснули в свете лампы. Она начала писать.

«Я знаю, что значит быть запертой в золотой клетке.

Я знаю, каково это – видеть мир через ажурные решётки окон,

Слушать голоса, которые не принадлежат мне.

Я знаю, как больно осознавать,

Что даже ветер здесь чужой.»

Она остановилась.

За окном небо темнело, солнце скрывалось за горами, оставляя после себя лишь нежный персиковый след. Где-то внизу, далеко на дороге, мелькнул силуэт. Всадник.

Ферида невольно подалась вперёд.

Кто мог приехать в этот час? Отец? Нет, он должен был вернуться только весной. Гости? У бабушки не было привычки принимать неожиданных гостей.

Всадник двигался медленно, но уверенно, тёмный силуэт выделялся на фоне вечернего пейзажа, и сердце её на миг дрогнуло.

Она не знала, почему.

Но ей казалось, что этот всадник везёт с собой изменения.

Ветер снова ворвался в комнату, и перо в её руке дрогнуло, оставив на бумаге тонкую, неаккуратную линию. Ферида раздраженно отбросила его и поднялась. Складки ее легкого, кремового платья мягко колыхнулись. Она подошла ближе к окну и, слегка наклонив голову, вгляделась в долину.

Всадник уже миновал извилистую тропу, ведущую к замку. Теперь он двигался по узкому мосту, перекинутому через речку. Его тёмный плащ развевался, лошадь двигалась размеренно, но без усталости – это был не случайный путник, заблудившийся в горах. Этот человек ехал сюда осознанно.

Ферида невольно провела кончиками пальцев по холодному оконному стеклу.

– Кто ты? – едва слышно пробормотала она.

– Ферида-ханым!

Её позвал голос, полный мягкой, но непреклонной строгости.

Она обернулась. В дверях стояла Хатидже – её главная служанка, женщина лет шестидесяти, невысокая, худая, с лицом, покрытым тонкой сетью морщин. Глаза её были темны и спокойны, как глубокий колодец.

– Ваша бабушка ждёт вас в зимнем саду, – произнесла она, сложив руки перед собой.

Ферида кивнула, задержавшись на секунду.

Всадник исчез за стенами замка.

Она сделала шаг назад и, не говоря больше ни слова, вышла из комнаты.

В замке, казалось, всегда царил полумрак, даже днём. Коридоры были высокими, прохладными, их стены украшали гобелены с охотничьими сценами, тяжелые турецкие ковры смягчали звук шагов. Слуги двигались по дому бесшумно, как тени, а свечи, зажжённые в нишах, бросали колеблющиеся блики на отполированные поверхности.

Ферида прошла мимо портретов предков – мужчины с густыми усами, женщины в длинных платьях с осанкой королев, дети с невозмутимыми взглядами. Она никогда не знала их, но чувствовала их присутствие. Будто каждый из них следил за ней, оценивая, достойна ли она своего имени.

Зимний сад находился в южной части замка. Это было любимое место её бабушки – Сафийе-ханым, женщины, чьё имя внушало уважение даже за пределами их земель.

Когда Ферида вошла, запах лимонов и жасмина окутал её. Здесь, среди стеклянных стен и зелени, можно было почти забыть, что за пределами замка царят холодные горы.

Бабушка сидела в плетёном кресле у маленького столика, на котором уже был разлит чай в изящные фарфоровые чашки. Она была в тёмном бархатном платье, её волосы, собранные в высокий узел, едва тронула седина, и только острые черты лица, строгий взгляд напоминали, что этой женщине далеко за шестьдесят.

Ферида вошла и присела напротив.

– Ты опять писала стихи, – не спросила, а констатировала Сафийе-ханым.

Ферида не ответила сразу. Взяла чай, поднесла к губам, сделала глоток.

– Да, бабушка.

Старуха посмотрела на неё долго, испытующе.

– Это несерьёзно, девочка моя. Женщина твоего происхождения не должна заполнять голову пустыми мечтами.

Ферида не стала спорить. Она уже знала, что споры с бабушкой бессмысленны.

– Скоро твой бал, – продолжила Сафийе-ханым, наливая себе ещё чаю. – Всё должно быть идеально. Приедут важные люди.

– Ты же знаешь, что мне всё равно, – вырвалось у неё.

Бабушка подняла брови, и в её взгляде блеснул лёд.

– Ты говоришь глупости.

Ферида сжала губы.

– Почему? Почему я должна разыгрывать этот спектакль? Встречать людей, которые меня не знают, которые видят во мне только имя, богатство? Почему я не могу…

– Потому что ты не живёшь для себя, – перебила её бабушка. – Мы – не простые люди, внучка. Мы – наследники великой семьи. Твоя судьба уже решена.

Ферида чувствовала, как внутри нарастает глухое раздражение.

– Отец тоже так думает?

Сафийе-ханым отставила чашку.

– Твой отец – военный человек. Он служит своей стране. Но я – твоя семья. И я лучше знаю, что для тебя правильно.

Наступила пауза.

Ферида посмотрела в окно. Там, за стеклянной стеной, уже сгустился вечер.

– Кто приехал? – внезапно спросила она.

Бабушка чуть замешкалась, но тут же вернула себе невозмутимый вид.

– Это не твоя забота.

Но Ферида знала свою бабушку достаточно хорошо.

Эта встреча – не просто случайный визит.

Ферида чувствовала, как напряжение между ними сгущается, словно густой, невидимый туман, который невозможно развеять словами. Бабушка не любила неожиданных вопросов. Она предпочитала контролировать разговоры, как дирижер управляет оркестром, проверяя каждую ноту.

Но Ферида не собиралась отступать.

– Это не твоя забота, – повторила Сафийе-ханым, на этот раз чуть жёстче.

Ферида отставила чашку, чуть склонила голову и произнесла ровным голосом:

– Значит, всё же кто-то приехал.

В глазах бабушки мелькнуло раздражение, но она тут же взяла себя в руки.

– Ты слишком любопытна, девочка.

Ферида сжала пальцы на коленях. Она знала этот тон – в нём сквозила мягкая, но непреклонная сила. Бабушка никогда не повышала голос, но в её словах всегда звучал приказ.

– Я просто спросила, бабушка, – сдержанно сказала она.

– А я ответила, что тебе незачем беспокоиться.

Снаружи, за стеклом зимнего сада, ночь уже окончательно окутала горы. Сквозь густые ветви цитрусовых деревьев пробегали дрожащие отблески свечей. Где-то вдалеке раздался стук копыт – тихий, размеренный.

Ферида почувствовала, как её охватывает неясное беспокойство.

Она вспомнила силуэт всадника, который исчез за каменными стенами замка. Кто он? Почему бабушка не хочет говорить о нём?

Но спорить дальше было бесполезно.

Она медленно поднялась.

– Я устала, – спокойно произнесла она. – Позвольте мне удалиться.

Бабушка пристально посмотрела на неё, словно что-то взвешивая.

– Завтра днём я жду тебя в большом салоне, – сказала она наконец. – Нам нужно обсудить твой бал.

Ферида кивнула.

– Конечно, бабушка.

Она вышла из зимнего сада, стараясь держать голову ровно, спину – прямо, шаги – легкими и уверенными. Так, как ее учили с детства.

Но едва за ней закрылась дверь, она замедлилась.

Коридоры замка тянулись длинными тенями, темными, как чернила на её стихах. Масляные лампы на стенах мерцали неровным светом. Где-то вдалеке послышался глухой шёпот слуг, лёгкие шаги по мраморному полу.