– Я слышала, что когда-то мистер Гиффорд был очень знаменит. Что у него был собственный музей где-то под Лиминстером. Люди приезжали отовсюду и…

– Это было давным-давно, – резко ответила миссис Кристи. – Нечего об этом и говорить. Все в прошлом.

– А ты его видела, мам? Арчи говорит – там птицы были наряжены в костюмы…

Миссис Кристи встала и подошла к плите.

– Ты не поможешь мне убрать тут?

– И все в разных позах, – продолжала Мэри, – и с молитвенниками, и чего там только не…

– Довольно!

Мэри отшатнулась, будто от удара. Мать редко повышала голос, даже когда близнецы расшалятся.

– Я же просто сказала. И незачем на меня кричать.

Мэри начала заворачивать пустые стручки в газету. Миссис Кристи смотрела на нее, уже явно сожалея о своей вспышке.

– Вот что, – сказала она умиротворяющим тоном. – Ты помнишь Веру Баркер? Ту, что кормила всех птиц в окрестностях Апулдрама.

Мэри покачала головой, не желая так сразу забывать свою обиду.

– Да знаешь. Старшая дочка Томми Баркера. Кто-то прозвал ее Птахой. У нее еще с головой слегка неладно было. Рыжая такая, и шляпка у нее была чудная – черная, плоская, как блин, а вокруг перья торчат. Садовник из Вестфилд-хаус вечно ее оттуда гонял.

Мэри пожала плечами.

– Я ее даже не знала. Когда мы сюда переехали, ее тут уже давно не было.

– Ну, в общем, ее, оказывается, уже с неделю никто не видел. Вокруг Апулдрама и ниже было столько наводнений, что о бедной Вере никто и не вспомнил.

Мать и дочь уставились друг на друга: обеим пришла в голову одна и та же мысль.

– Уж не Птаху ли ты нашла в ручье, голубушка? – задумчиво проговорила миссис Кристи.

– Я ее не разглядела как следует, мам. Не смогла себя пересилить. Должно быть, она и есть.

– Хотя, если подумать, непонятно, как это могло случиться, – продолжала миссис Кристи. – Приливом из Апулдрама ее принести не могло. Тогда уж прямо за Делл-Куэй унесло бы. – Она посмотрела на газету. – Но все равно сообщить бы надо. Полиция просила жителей помочь в расследовании. Кто-то прислал Томми письмо, анонимное, и он отнес его в газету.

– Но кто же мог это сделать, мам? Кто вообще заметил, что она пропала?

– Ну, этого я не знаю, – призналась миссис Кристи. – Не говорят кто. Но, должно быть, что-то тут такое есть, раз уж об этом написали в газете.

– Да, пожалуй.

Выражение лица миссис Кристи смягчилось.

– В общем, прости, что так прикрикнула на тебя, голубушка. С этой погодой нервы у меня что-то совсем расшалились. Может, повесишь свои вещи и позовешь девочек? Хоть разок чаю попьешь вместе с нами.

Мэри начала развязывать фартук, и тут ее рука скользнула в карман.

– Ой!

– Что такое, голубушка?

Мэри достала конверт и положила на стол.

– Это было на коврике у задней двери. Я подобрала, хотела унести в прихожую, а потом совсем из головы вылетело. Столько стирки накопилось, нужно было торопиться, хотела все развесить, пока сухо.

Обе женщины уставились на кремовый конверт, надписанный черными буквами от руки: «Мисс К. Гиффорд».

– Оставили у задней двери, говоришь?

– Я тоже подумала, что странно, – сказала Мэри. – Что же делать, мам, как ты думаешь? Отнести его сейчас?

– Я бы на твоем месте не понесла.

– Чудный почерк, правда? Очень красивый.

Миссис Кристи взяла письмо и сунула его за дорожные часы.

– Полежит до завтра, я так думаю. Вряд ли что-то важное, – сказала она, хотя выражение ее лица выдавало неискренность этих слов. – От какого-нибудь страхового агента, скорее всего.

Мэри не заметила, что рука у матери дрожит.

Гарри достал сигарету, чтобы успокоить нервы.

Вывеска с надписью масляной краской прямо над ним – «Бычья голова» – скрипела и раскачивалась на ветру. Руки так дрожали, что пришлось несколько раз чиркнуть спичкой, прежде чем удалось прикурить.