Вместе они наконец вытащили утопленницу на траву. Запыхавшийся от натуги Гарри перевернул ее на спину, а затем встал и отошел на несколько шагов.

Конни посмотрела на молодую женщину. Лицо у нее было все в синяках, распухшее от воды. Конни не могла сказать с уверенностью, та ли это женщина, что наблюдала за их домом, и та ли, которую она видела на кладбище. У первой лицо было скрыто вуалью, а у второй – ночным сумраком, дождем и полями шляпы.

Но пальто было то самое. Вряд ли, думала Конни, найдется два одинаковых пальто такого необычного вида.

Она опустилась на колени и сложила на груди холодные руки женщины, заметив, как исцарапаны тыльные стороны ее ладоней. Вся кожа была в каких-то странных пупырышках, как будто по ней мурашки бегали от холода, а в уголках губ и носа – белая пена, окрашенная кровью. На рубашке вокруг шеи был красивый, вышитый красной ниткой узор.

– Задушили…

Это слово вырвалось у Конни невольно. Она почувствовала, что колени у нее подгибаются, но устояла, не дрогнув. Вулстон ничего не заметил. Он как раз надевал носки и туфли и поправлял костюм.

– Простите, я не расслышал, что вы сказали?

– Я ничего не говорила, – ответила Конни. Собственный голос доносился до нее словно откуда-то издалека.

– Как вы думаете, это самоубийство? – спросил Вулстон. – Хотя я не могу понять, как же она так сильно запуталась. Может, из лодки выпала, как вы думаете? Из рыбацкой, например?

– Нет. Женщины здесь на лодках не плавают, – ответила Конни, пытаясь собраться с мыслями.

Она не знала, что делать, знала только, что от Гарри нужно избавиться как можно быстрее. Она подошла к тому месту, где все еще валялось на земле разбросанное белье, взяла простыню и укрыла ею тело.

– Больше мы ничего не можем сделать, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Если вы не возражаете, не могли бы вы пойти и рассказать доктору Эвершеду, что случилось. Он всем распорядится, как положено. Ее… тело… придется отправить в Чичестер.

Она чувствовала на себе его взгляд – в нем было восхищение тем, как она держится. Или, напротив, неодобрение. Может, он предпочел бы, чтобы она была из тех воздушных созданий, что то и дело падают в обморок в облаке нюхательных солей, заливаясь слезами? Если бы он знал, в каком она смятении на самом деле.

– Я бы не отказался от чашечки чая, – сказал он. – Или даже чего-нибудь покрепче.

Она взглянула ему в глаза.

– Чем раньше о ней узнают те, кому положено, тем лучше. Вы согласны?

– М-м-м… да. Конечно, – отозвался Гарри, догадавшись, что она хочет отделаться от него. – Нельзя ли хотя бы руки вымыть?

Конни не могла найти предлога, чтобы отказать ему. Она провела его через лужайку, в дом через парадную дверь, а затем по коридору в уборную на нижнем этаже. Счел ли он ее черствой особой? Она сама удивилась тому, как сильно ей хотелось, чтобы это было не так.

– Я вам очень благодарна, простите, что прошу вас уйти вот так сразу. Мне просто невыносимо оставаться здесь с… с ней дольше, чем необходимо.

Он кивнул.

– Конечно.

Они стояли совсем рядом, у входной двери. Конни вдруг почувствовала, что ее тяготит его присутствие. Она проскользнула мимо него и вышла на тропинку. Он вышел вслед за ней.

– Вы одна здесь живете? Здесь так одиноко.

– Нет. С отцом.

Он оглянулся на открытую дверь в дом.

– Он здесь?

Конни заставила себя улыбнуться.

– Нет, иначе бы он, конечно, сам со всем этим разобрался… Он должен вот-вот вернуться.

– Может быть, мне подождать до его возвращения?

– Спасибо, но в этом нет необходимости. Мне будет легче, если я буду знать, что кто-то уже занимается необходимыми формальностями.