— Как-то все равно… — медленно плетусь на ковер и усаживаюсь возле Саши. — Мне нравится рыжая, она там главный персонаж.

— Вот и я думаю, что манипулировать детьми дело плохое, но если вынуждают обстоятельства, то на все можно решиться. Особенно когда имеешь связь с богатым мужиком. Зато мне как повезло! Живу с Алешей, который гол как сокол и горя не знаю, — Нина смеется, а у нее на глазах появляются слезы.

— Что с тобой?

Всей троицей обращаемся к Нине. Она всхлипывает.

— На развод подаю. Достал. Первую измену ему простила, а он снова предал. Не прошел проверочку! Кобель и опоссум!

— Давно пора, — вздыхает Алиса. — Ты, Семенихина, не раскисай. Мы если что всегда будем рядом.

Но помощница уже не слушает подружку, вновь фокусируясь на мне.

— Юленька, скажи, а настроение Демида Леонидовича с утра было каким?

— Обычным, даже добрым, — морщусь. — Разве это имеет отношение к измене твоего мужа?

— Ах, нет, — отмахивается она. — Просто столько событий навалилось, мысли в голове скачут. Никак не получается сконцентрироваться! — внезапно тянется ко мне и хватает за плечо, да так больно, что я едва ли не шикаю на нее. — Когда Грозный приедет, ты, главное, меня держись и далеко не отходи. Я постараюсь все уладить. Хотя я сама под таким впечатлением, — ёрзает и смотрит, будто дыру во мне прожечь пытается.

— Да что за трагедия?! — нервничаю и повышаю тон.

Мой крик эхом разлетается по пространству дома.

Приятельницы тоже глазеют на Семенихину, а та краснеет.

— В туалет захотела, всю дорогу терпела, ей-богу! — резко подскакивает с кресла, оставляет только папку, что принесла. — Где сортир?

Саша взмахивает рукой в сторону уборной. Нина охнув, топает туда.

Ну уж нет! Меня одолевает дрожь и волнение такой силы, что едва ли не перехожу на крепкие матерные наречия.

Я бегу вслед за этой вертихвосткой, но Семенихина, как змея заползает в туалет быстрее.

Тем временем Алиса заинтересованно открывает папку и внимательно читает первые листы.

— Юль…здесь о тебе упоминается, — нахмурившись, произносит, — что-то про роды, кажется, все благополучно. Хм…зачем помощнице Грозного история рождения твоей дочки?

Меня в ту же секунду, словно кипятком ошпаривает. Я даже перестаю ощущать собственное тело и опору под ногами! Пошатнувшись, хватаюсь за стенку, чуть не падаю. Сердце будто подпрыгивает до самого горла.

Для Алисы то, что пропечатано на листах лишь пустые строчки, а для меня любое упоминание о рождении Маруси огромная опасность!

— Отдай, — мой голос охрип, и запершило от волнения в горле, но я отталкиваюсь от стены и теперь иду к Хакимовой.

Я стараюсь не выдавать эмоций, пожирающих меня изнутри, однако руки предательски трясутся, будто страдаю от тяжкого абстинентного синдрома. Но сравняться ли эти страдания с теми, что могут обрушиться на мою голову, если в папке именно то о чем я подумала?

— Что с твоим лицом? — щурится Алиса.

— Н-нормально, — я даже стараюсь улыбнуться.

Забираю документы и медленно отхожу в сторонку, а в доме теперь так тихо. Телевизор девчонки сразу же выключают.

Бегло изучаю строчки. Так и есть. Вся подноготная.

А ведь Ирина Яковлевна обещала, что подлинных бумаг она делать не станет.

Для Грозного был уготован полный пакет липовых документов, к которым не придраться. А для меня позже, задним числом, когда я изменила фамилию второй пакет. Меня записали как другую пациентку, ту, что незнакома с Демидом, изменив некоторые даты и день рождения Маруси.

У Ирины было достаточно связей, чтобы провернуть всю эту махинацию гладко и ладно, а я понадеялась на ее солидарность и порядочность. Только теперь я поняла, что порядочная женщина в принципе бы не согласилась на такое преступление.