Добрыня и Змей Алексей Лишний
Пролог
В горле першило.
Пришлось сделать остановку возле ручья. Лада его бежать больше не пыталась. Смирилась с участью. Мориц оставил её одну. Привязал к Трюггвиному крупу, а сам спустился к воде, испил прохладительной влаги и прочувствовал неописуемое блаженство.
Мориц знал, что это продлится недолго – через час снова захочется пить.
В горле стало постоянно першить с тех самых пор, как они убили змеиного Прорицателя.
А ещё кожа стала какая-то бледно-зелёная. И клыки неудобно мешали смыкать челюсти. Больше, что ли, стали?
Он напоследок припал к ручью, надеясь напиться навек. С каждым глотком першило всё меньше, и Мориц почувствовал приятную сладость. Ту самую, когда на время пропадают признаки неизлечимой болезни, и ты думаешь, что выздоровел…
– Я не пойму, почему ты так меня возненавидела, лада моя? – в хорошем настроении Мориц вновь заговорил с девушкой. – Ради тебя я столько лет провёл на службе у князя Вольги, скопил состояние…
– Ты не Мориц! – красная от сдавливавших тело верёвок, девица кричала в никуда, чтобы её услышал хоть кто-то, кроме похитителя. – Ты не он!
– Служба меняет человека. Конечно, раньше я казался милым и ласковым. Но знаешь, что мы пережили, пока охотились на Прорицателя? Нет?
– Ты не Мориц! – продолжала вопить связанная, стуча коленями по бедру Трюггви. – Ты не Мориц!!!
– Как скажешь, – согласился Мориц и взобрался в седло. – Но подскажи тогда, как доказать тебе обратное. Серёжки дорогие ты мне в лицо швырнула, платья из парчи и объяри на лоскуты порезала…
– Не нужны мне твои подарки. Ты не мой суженый! Ты не Мориц!
– Как же не твой? Ну спроси что хочешь – всё отвечу. И про песни, про сказы любимые, и про матушку с батюшкой, и про подруг.
Крепко задумалась девица. Знала она, что верно ответит на любые вопросы молодец, но душою не чувствовала рядом присутствие родной души.
– Может, и был ты раньше им, – выдавила она наконец что-то ещё, кроме заветной фразы «Ты не Мориц». – Вот и помнишь всё. Но теперь ты не Мориц больше.
– А коли я к тебе после службы у князя калекой бы пришёл? Прогнала б ты меня, да?
Ничего не ответила лада. Значит, правду ему варяги из дружины рассказывали про короткую девичью любовь.
Мориц пришпорил верного Трюггви.
Путь до Пучай-реки, куда вёз он девушку, скоро закончится. Но что-то мучило его, покоя не давало. Оно вроде бы и понятно всё, а как подумаешь, так и не поймёшь ничего. Словно в тумане ехал Мориц, разглядывая призрачные очертания утопающей в зелени берёзовой рощи, томных от полуденного солнца нехоженых лугов, блистающего дивной голубизной разлива дальнего Сафата. Однако видел он сквозь толщу мглы лишь голые стволы, выжженную землю да иссохшее русло.
Происходило что-то с ним – это истина. Порой не помнил дни, недели даже, а порой ясно осознавал, кто он и где. Вот как сейчас: везёт Мориц свою ладу к Пучай-реке, а как поймал, связал и, главное, для чего её туда везёт – не помнит. И отпустить страшно – убежит, и никогда больше не будет она ему принадлежать.
Следующую остановку сделал уже возле бурного Сафата, у края обрыва, где река с шумом падала с высоты в долину. У водопада напиться Мориц и спустился немного. Потом решил ладу свою напоить. Вернулся, снял девушку с крупа лошадиного, на ноги поставил. Ходить она всё равно не могла. Донёс сам до спуска пологого, сам слез и потом ей помог. Руки развязал, чтобы вдоволь холодной водицей насладилась.
Пила она долго, припадая ртом к бурному потоку.
А потом нагнулась чуть больше и стремглав полетела вслед за течением Сафата.
Мориц с ужасом наблюдал за её падением. Ринулся по склону вниз, незаметно для самого себя превратившись в огромного змея. Змей юрко сполз до заросшего одуванчиками, фиалками и ясноткой берега, окунулся в быструю реку и уже Морицем подхватил деву на руки.
Дышит! Жива!
Привёл её в чувства на берегу и долго смотрел на ослабевшее, но дивное тело.
– Я же для тебя на всё готов! – кричал Мориц, но до конца не верил себе. Может быть, любовь лады и есть то самое, что должно излечить его от мглы перед глазами. – Почему ты так со мной?! Неужели смерть лучше, чем жить нам вдвоём?!
Безвольной куклой лежала лада, и лишь глаза выдавали нестерпимую муку.
– Давай вернёмся. Идти сможешь? Я сейчас и ноги тебе развяжу.
Девушку Мориц отправил перед собой, а сам лез сзади, чтобы не сбежала и не упала снова. Нельзя её так отпускать…
Но она его больше не любит. И вновь полюбить не сможет.
К чему тогда такая жертва?
Непонятно.
Как Пучай-река должна помочь им обрести счастье?
Тоже неясно.
Однако Мориц вёз ладу к Пучай-реке.
Он уже давно перестал принадлежать сам себе. С тех самых пор, как Вольга убил змеиного Прорицателя.
Интересно, где сейчас Вольга?
Когда они прощались, тот уже вставал на ноги, сам ковылял до стола и даже бывало во двор выходил.
Как бы князь отнёсся к тому, что Мориц выкрал из дома свою ладу?
Как бы ни отнёсся, не его это дело, не княжеское. Сам разберётся, если только сможет вспомнить.
***
Зелёным бархатом, окаймлённым ивняком с пушистыми прибрежными камышовыми зарослями, расстилались поля. Река серебристой лентой от низких кучевых облаков обвязывала бесконечную ширь земли русской. Ни души на разгульном просторе – один лишь ветер-скоморох свистит забавные мотивы в уши соколу. Не простой это был сокол, а молодой богатырь Вольга Святославович.
Сперва после выздоровления Вольга двор свой стал ежедневно пешком обходить, ноги разминать и за порядком следить. От рук люди отбились, а от дружины так и вовсе не осталось никого – многие полегли на охоте за змеиным Прорицателем, прочие разбежались, решив, что не жилец их князь. У варягов верность не в чести – им главное, кто платит больше. Хороший урок получил Вольга, когда два лучших человека из дружины переметнулись на сторону Прорицателя в день решающей схватки…
Потом уже стал в окрестности выбираться: город Гурчевец посетил, чтобы снова дань собрать, оттуда к Микуле приехал – гостинцев привёз для скорейшего выздоровления.
И вот наконец стал время от времени и дальние обходы делать – соколом по Руси летать, чтобы не только тело, но и душу исцелять. Ласковая лазурь предвечернего неба да широкая степь с малахитовыми перелесками – лучшее лекарство для неё.
Но что это за одинокий всадник мчит на всех парах? Едет он к дальним горам и широкому бурному потоку. Тот поток Пучай-рекой зовётся. Нехорошая у неё слава: мол, если плыть и плыть на восток, можно с этого света на тот попасть, увидеться с мёртвыми и свой срок жизни узнать. Неужели этот чудак спешит древний ритуал исполнить?
Любопытно стало Вольге и, сделав круг, спустился наблюдать за полоумным на быстром коне. И тут заприметил, что позади всадника к лошадиному крупу привязана была девушка. Совсем не к добру… Вольга не любил в чужие дела вмешиваться, если дела не на его земле делались. Но что-то подсказывало: здесь случай особый и помощь стороннего человека требуется.
Решил Вольга пока просто рядом лететь да поглядывать, куда прискачет молодец и что делать надумает. А там и видно будет…
Однако вскоре видно стало Вольге нечто иное, поразившее его до кончиков когтей.
– Мориц! – пропищал по-соколиному князь, узнав бывшего своего дружинника.
Почти родного, который не предал, а, наоборот, помог Прорицателя одолеть. Благодаря ему и Вольга, и Микула живы остались. Он, как деньги получил, тоже службу оставил. Объяснил тем, что домой хочет вернуться, семьёй обзавестись. Невеста, мол, ждёт, когда он её золотом осыплет и сосватается за неё.
Но почему тогда Мориц связанную девушку позади себя везёт?
Так хотелось окликнуть родного человека и порасспросить по-дружески, но, казалось Вольге, что не получится дружеской беседы, когда Мориц, не жалея, яростно погонял коня.
Преследовал он бывшего дружинника до самой Пучай-реки. Там Мориц, как-то неуверенно сбавив скорость, стал присматриваться, то в одну, то в другую сторону поворачивая лошадиную морду. Наконец отправился в сторону бурлящего пеной истока. Перед крутым подъёмом с коня соскочил и стал отвязывать девушку.
– Мориц! – громко позвал Вольга, ударившись оземь и снова оборотившись человеком. Пришла пора выслушать объяснения для такой нелепости.
Окаменел наёмник, услышав зов бывшего господина.
– Мориц, ты мне говорил, что невеста тебя ждёт… А это кто такая?
– Невеста, – прошипел дружинник не своим, но почему-то до боли знакомым голосом.
– Тогда почему же ты её связал?
– Обычай такой, – громко ответил он и, не оборачиваясь на голос князя, стащил безвольное тело с лошадиного крупа и понёс на руках к еле заметной тропинке, уводящей по склону вверх, к бурлящему, будто похлёбка в походном котелке, истоку.
– А что за обычай? Расскажи, друг, – попросил Вольга, вплотную следуя за Морицем. – Могу я чем-то помочь?
– Да, – резко выкрикнул Мориц, теперь именно он, а потом вдруг прибавил, снова с шипением: – Ты можешь уйти и не мешать.
– Что с тобой такое? Ты как будто и не рад мне. Разве не помнишь, как мы прощались? Как руки пожимали, клялись в вечной дружбе?
– Помню. Но сейчас тебя здесь не должно быть, друг. Это личное.
– Ты связал девушку и против воли куда-то её везёшь. Тут ты объясниться должен.
– Таков обряд.
– Что за обряд? Для чего такой обряд?!
– Я… не… Я не… Я не знаю… – знакомый и такой растерянный голос Морица, и вдруг те же уста зашипели слова на незнакомом языке. Громкие и страшные слова. Мориц отвернулся от Вольги и настойчиво зашагал к бурлящему истоку.