– Кайл! Кайл! Ка-а-айл!

Сомневаюсь, что он меня слышит. Грохот водопада все нарастает. Я выбрасываю из головы все мысли и просто бегу и бегу – и вот наконец вижу мощный поток. Вода каскадом низвергается между двумя огромными буковыми деревьями.

О боже, вот он, наклонился над краем и смотрит на стремительную воду, одной рукой держась за хлипкое ограждение. Нет, нет, нет, пожалуйста, не делай этого. Тяжело дыша, я останавливаюсь, набираю столько воздуха, сколько позволяют мои легкие, и кричу:

– Не-е-ет!

Но Кайл, кажется, не слышит меня.

Боже мой. Я снова бросаюсь бежать, но понимаю уже, что не успею, если вообще добегу. Я должна сделать что-то, что кардинально изменит ситуацию. Я останавливаюсь, делаю глубокий вдох и умоляю ветер, деревья и весь лес донести мой голос до него, а затем кричу ― кричу так, как в жизни не кричала, как не кричал ни один человек в мире.

Говорят, время лечит. Но никто не рассказывает о том, что случается, когда время решает остановиться и каждая секунда словно час, а каждый час кажется длиною в жизнь.

Я смотрю вниз. В тридцати метрах под моими кроссовками вода обрушивается на скалы, словно желая размолоть их в мелкую крошку. Оглушительный рев потока сталкивается с неумолимым бегом моих мыслей. Меня трясет, но не от холода. Я даже не знаю, что страшит меня больше: что я разобьюсь вдребезги или что останусь в живых.

Мысли бешено крутятся в моей голове. Одни голоса кричат мне: «Сделай это, ну давай же!»; другие осыпают оскорблениями, называя меня трусом; третьи призывают меня заплатить за то, что я совершил. Рука моя, однако, остается глуха к ним всем ― как вцепилась в железную ограду у меня за спиной, так и не разжимается.

Я думаю о разрушениях, причиной которых стал: Ноа в могиле, Джош в инвалидном кресле, сломанные жизни их родителей и моих… Я думаю обо всех, кому я больше не могу смотреть в глаза, и моя рука медленно начинает ослаблять хватку.

Первым я разгибаю мизинец. Если Бог есть, я прошу у него прощения. Теперь ― безымянный. Подождите, что такое я говорю? Если Бог есть, я советую ему бросить эту работу. Созидание, похоже, не является его сильной стороной, по крайней мере создать нормальный мир у него не получилось.

Средний палец. Я слышу, как стучат мои зубы.

Все, что мне нужно теперь сделать, ― это разогнуть большой и указательный пальцы, и все будет кончено.

Я выставляю одну ногу вперед, готовый отдаться на милость гравитации.

– Помогите!

Страдальческий крик почти сливается с грохотом водопада. Это я кричу? Но я не отвожу взгляда от пропасти под ногами. И тут я снова слышу:

– Пожалуйста, помогите мне!

Эти слова возвращают меня в реальность. Я почти повис на двух пальцах на самом краю скалы над огромным водопадом. Что, черт возьми, я делаю? Моя рука крепко сжимает ограждение. Я начинаю пятиться, пока не упираюсь в него ногами, и оглядываюсь по сторонам в поисках того, кто кричал.

Вдалеке, на поляне между деревьями, девушка теряет сознание и падает на землю. Я перепрыгиваю через забор и несусь ― с такой скоростью, что у меня мышцы дрожат.

Я добегаю до поляны и вижу, что девушка лежит на боку, скрестив руки и поджав ноги. Она моя ровесница или чуть младше. Я опускаюсь на колени рядом с ней. Блестящие рыжие волосы скрывают часть ее лица. Она выглядит очень хрупкой.

– Эй! ― шепчу я, как будто громкий окрик может разбить ее.

Она не реагирует. Я отодвигаю прядь волос с ее лица и вижу, что она дышит. На шее у нее маленький кулончик с изображением Девы Марии, а кожа такая светлая, что она кажется видением из снов, а не настоящей девушкой из плоти и крови. Черты лица ― тонкие. Да и все в ней тонкое, нежное, хрупкое. Если бы у нее были острые ушки, она могла бы быть Арвен, эльфийской принцессой.