Встреча с хозяином квартиры отравила всё моё настроение: мне не хотелось ничего делать, и я пошёл ко второму человеку после Машеньки, который всегда мог меня понять – к другу своему Владимиру Прокофьевичу Басулину.

Басулин учился со мною в одном университете – там мы с ним и познакомились. Всего за месяц он стал мне очень близок: мы часто посещали друг друга, ездили по театрам, он всегда первым узнавал о моих творческих замыслах. Однако, когда я зачитывал ему свои идеи, он часто мог не согласиться, утверждая, что истории мои и персонажи местами мало походят на реальность, словно это покорные куклы, нежели живые люди. Но так он отзывался вообще о всех любовных романах. «Бред, – говорил он мне по прочтении какого-нибудь подобного сочинения, – фальшь и выдумка. Не может быть такого, чтобы раз – и появилась любовь. Нет, это чувство должно зарождаться долго: месяцами, годами… А что пишут в этих книгах – это, право, смех. О какой вечной любви можно говорить? Неужели ты сам, Дмитрий, веришь в её существование? Ты же писатель – ты должен отражать реальную действительность, а не походить на подобных сказочников. Любовь есть чувство тяжёлое, сложное, не поддающееся науке, логике или объяснению. Это чувство беспорядочностью своей губительно для человека. И нет ничего болезненнее, чем любить женщину, да и дело это есть самое неблагодарное». Но не стоит спешить обвинять Басулина в сухости души: у него есть причины так рассуждать, и причины эти мне всегда были понятны. Уж как бы он ни бился, как бы ни старался и сколько бы ни изнывал и ни мучился, – особенно по молодости, – той самой благодарности он так и не получил. В его жизни было много женщин, но все они как-то проходили мимо, и такая неудача не могла не волновать Басулина. Больше всего на нём сказался случай, когда он полгода обхаживал офицерскую дочь, буквально посвящал ей своё существование, – я, признаюсь, в жизни не видел человека, который выглядел бы более влюблённым; это была какая-то нездоровая одержимость и даже ярое желание привнести себя в жертву: неважно как и зачем, лишь бы ради любимой женщины, – да только все ухаживания и страдания вышли бессмысленны: в один вечер она просто рассмеялась ему в лицо, при публике заявила, что басулинская любовь ей не нужна, и, показательно отвернувшись, ушла с молодым юнкером. Сколько смеху и горя было в этот вечер. Когда говорю об этом случае, мне всегда вспоминаются строки господина Стебницкого: «Проклято то сердце, которое за любовь не умеет заплатить даже состраданием». Истина горькая, но не принять её невозможно.

Машеньке Владимир приходился по душе: всего за неделю они сдружились.

По истечении двух лет учёбы в университете Басулин перевёлся в музыкальное училище. Тяга к творчеству нас всегда объединяла, и если в моём случае это было писательство, то в его – музыка. Благодаря стараниям родителей он прекрасно выучился игре на фортепьяно, скрипке и флейте. И если прежде это было только занимающее досуг занятие, то, видимо, после неоправданных любовных исканий душа Басулина решилась полностью отдаться музыкальному делу. Отучившись, он сначала играл в оркестре при театре, но через год ушёл оттуда. Басулин был не просто музыкант – он был творец, который живёт своим делом. Можно что угодно говорить о его мировоззрении, однако он заслуживает уважения одним уже тем, что посвятил свою жизнь искусству.

Владимир был не единственным моим знакомым, однако все остальные были из разряда тех, с кем свидишься совершенно случайно, вынужденно поклонишься, а через десять шагов уже забудешь, с кем встретился. Потому прощание моё с Басулиным, когда я возвращался в Отрадное, было для меня тягостно; но словно судьба свела нас вновь: оказалось, Басулин нашёл себе хорошее местечко и, на год опередив нас с Машенькой, переехал в наш теперешний уездный городишко. О, каким восторгом сопровождалась наша случайная с ним встреча в трактире. С того-то дня этот трактир мне и полюбился. Он стоит совсем недалеко от басулинского дома – три квартала, и на месте. Пользуясь этой удобностью, я всегда после тёплого дружеского визита заходил за освежающим бокалом пива да за графинчиком-другим водочки – иначе работа ночью не задастся.