В этих надеждах провели мы три года, тут и дало о себе знать моё проклятие. Начиналось всё с мелочей: после университета ли зайду выпить или после библиотеки бокальчик-два пива. Со временем бокальчиков становилось мало – так дошёл и до графинчиков. Так притесался я к спиртному неотвязно, что и одного вечера порой не мог без него прожить. Я, когда мог, продолжал писать, старался писать трезво, однако жажда беспощадно одолевала меня. Так стал и домой приносить графинчики. Поначалу я от Машеньки скрывать пытался, а как она всё узнала, отнеслась, конечно, настороженно, но с пониманием: уговорами я убедил её, что в теперешних наших условиях работать над сочинениями без графинчиков у меня не получится. Но в сущности же это была моя слабость: поддаться испытаниям гнетущей среды, бедной обстановки и прибегнуть к такой низости, как алкоголь… Времени на письмо уходило совсем крохи, но довольствоваться приходилось и этим. Между тем я начал замечать, как Машенька моя понемногу всё хорошела, и вот в какой-то момент она уже начала вынашивать нашего сынишку. Я стал настрого запрещать ей работать, поэтому библиотеку мне пришлось оставить и подыскать себе такое место, где платили бы достаточно. Таковым стал театр. Помимо второстепенных ролей, я также писал сценарии и сценки, чем повышал своё жалование. О нужде удалось забыть – жизнь начала налаживаться. Но самое приятное событие ещё только ожидало нас впереди.

Повесть, над которой я работал всё время, что был в Петербурге, прошла в печать и получила немало хвалебных отзывов. Жалованье, которое я получил, оказалось для нас суммой доселе невообразимой. Я тотчас покинул театр и больше углубился в учёбу, уже не задаваясь вопросом «как мы будем жить завтрашний день?» Итогом наших страданий в Петербурге стал мой успешный выпуск из университета и новорождённый сынок, вместе с которым мы вернулись в Отрадное.

Каждое из этих воспоминаний занимает в моей памяти особое место, и потому я с таким трепетом и теплом возвращаюсь к ним снова. Да, мою жизнь в Петербурге не назовёшь завидной, но с Машенькой, рядом, – разве не счастье?

Впрочем, довольно о прекрасном былом; возьмусь, наконец, за работу. Графинчик – перо – роман.

Сегодня приходил хозяин квартиры, спрашивал деньги… Ещё с кухни заслышав, как кто-то тяжёлой поступью подходит к двери, я про себя подумал: «Снова эта свинья!», а как раздались четыре смелых удара в дверь и последовали за ними громкие слова: «Открывайте, „Шекспировы“!», – тогда догадка моя подтвердилась и меня всего обдало ярым раздражением.

– Ну-с, когда платить будем? – с насмешкой спрашивал он, ехидно улыбаясь густыми пушистыми усами и поглаживая себя по жирным щекам, – Вы мне ещё с прошлого месяца должны, Митечка, я вас ждать устал.

– Я же вам говорил: как только будет жалованье, всё-всё отдам; но покамест могу только долю…

– Ха-ха-ха-ха-ха, полно, Митечка, что мне с вашей доли? Я ведь не за долей пришёл.

– Но у меня нет денег.

Тут его толстое лицо резко приобрело выражение серьёзное и даже гневное.

– Меня это мало может касаться. Платите за квартиру или ищите другую. Даю вам срок в неделю: не будет денег – вымету на улицу.

И он снова объёмно и злорадно посмеялся.

– А, впрочем, давайте и долю. Что ж с вас взять!

Я отсчитал несколько ассигнаций и вложил в его пухлую ладонь.

– До встречи, «Шекспировы»! Ждите, непременно ждите!

И, довольно посвистывая, он спустился по лестнице.

Экая свинья! Как только я ещё сдерживаюсь от желания прикончить его! Этак всегда, как завижу его жирную рожу, промелькнут в моей голове подобные мысли… И всё денег требует, жадный жид! Ясно ведь говорят: нет денег! позже всё верну! А ему и подождать как будто невозможно. Как царь живёт, а всё ему недостаёт чего-то! Пропáсть ему пропадом!..