Но, если честно, я их люблю.

Они могут быть строгими и ворчливыми, но в трудную минуту принесут тебе горячий суп и полдюжины советов.

Они спорят о рецептах пахлавы так, как будто от этого зависит спасение души.

И, несмотря на все сплетни, каждый храм без них был бы пустым.

А когда тётя Анжел однажды сказала мне:

– Анаит, ты, конечно, не идеальна. Но среди нас ты – своя.

Я поняла, что бояться их было совершенно напрасно.

Потому что в этом хаосе заботы и ворчания есть что-то очень похожее на любовь.

И теперь, когда я слышу их шёпот за спиной, я только улыбаюсь.

Потому что в храме кто кого боится – вопрос открытый.

Но одно я знаю точно: если тётя Анжел решила, что платок тебе не идёт – то, возможно, оно так и есть.

Это случилось внезапно.

Как мысль о том, чтобы покраситься в блонд – глупо, но притягательно.

Я стояла у окна, пила кофе и смотрела на улочку, где утром торговцы спорили о цене на гранаты так, будто от этого зависел исход мировой истории.

Гранаты были яркие, лоснящиеся. Солнечный свет делал их похожими на рубины в пыли.

И вдруг…

Я поняла, что хочу в Тбилиси.

Не в смысле – бросить всё, купить билет и уехать в тапках. А в смысле – там тепло, вкусно, и никто не спрашивает: “А вы где платок забыли?”

Почему Тбилиси?

Я сама не знаю.

Может, это потому что соседка Маро недавно рассказывала о своей двоюродной сестре, которая уехала туда "на недельку", а вернулась с мужем и рецептом сациви.

Или потому что Рубен на рынке в очередной раз обманул меня на сдачу, и теперь мне кажется, что грузинские рынки – это другое дело.

А может, потому что мне просто хочется хоть раз побыть кем-то, кроме “макарухи года”.

Кофе остывал в кружке.

Кот сидел на подоконнике, наблюдая за соседским воробьём с выражением философского интереса.

Он явно рассуждал о хрупкости жизни – или просто выбирал момент, когда можно будет спрыгнуть на стол и стянуть печенье.

Я сделала глоток. Горечь кофе обожгла губы.

Но не так сильно, как мысль о Тбилиси.

Зачем? Почему именно туда?

Я никогда там не была. Всё, что я знала – рассказы знакомых, фильмы, случайные кадры из блогов.

Но в голове уже всплывали запахи – вино, кинза, жареные баклажаны с чесноком.

И звуки – звон бокалов, музыка, шум речки Куры.

И самое главное – там меня никто не знает.

– Вардан…

– Ммм?

– А ты был в Тбилиси?

– Нет. А ты?

– Нет.

– Тогда почему ты хочешь туда?

Я задумалась.

Как объяснить, что иногда хочется быть просто женщиной с чашкой кофе? Не “жена дьякона”, не “Анаит с рынка”, не “Анаит, которая до сих пор без детей”.

– Не знаю, – ответила я. – Хочется, чтобы воздух пах вином и свежей кинзой. Чтобы меня не знали. Чтобы можно было сидеть в кафешке и быть просто женщиной, а не “макарухой года.”

Вардан посмотрел на меня. Медленно отложил книгу.

– Ты устала?

Я кивнула.

Потом добавила:

– Я не устала от тебя. Просто от того, что вокруг тебя.

Он не обиделся.

Вардан вообще редко обижается.

Он – как камень в старом монастыре: знает, что ливни будут, но не боится промокнуть.

Он просто сказал:

– Если хочешь в Тбилиси – поедем. Осенью. Когда всё утихнет.

Осенью.

Когда пыль с улиц сядет на свои законные места.

Когда туристы разъедутся, оставив после себя только смятые билеты и фотографии с надписью "I love Jerusalem".

Я кивнула. Но знала, что мы не поедем.

Не потому, что денег нет.

И не потому, что службы мешают.

Просто у нас уже есть Иерусалим.

Со всеми его плитами, древними стенами и соседями, у которых больше мнений, чем шейхов у мечети.

Днём я вышла на рынок.

Воздух был густой, пряный, наполненный запахами жареных орехов и свежего базилика.