Я прочитала статью, дрожа от волнения. Как, оказывается, мало известно об этих исчезновениях. Даже факты пропаж девчонок не связаны друг с другом ничем, кроме домыслов журналистов. Нет ни тел, ни сходства жертв, кроме возраста. Журналисты запихнули сюда все случаи с девчонками от 17 до 25 лет, где не были найдены тела. Как много, оказывается! За прошлый год 11 случаев. Правда, было 15 – сами сознаются, что четырех девчонок нашли. И нашли живыми. С осени частота увеличилась. Девять пропало с сентября, одна – уже в этом году, в начале января. Милиция сама додумалась, что это аномалия, только когда за ноябрь без причин и следа пропало три девушки. И вот теперь новый инцидент.
Позвонила Елизавете Петровне. Узнала, что следствие передали группе, которая занимается исчезнувшими девушками. Это хорошо, сказала она, потому что там работают лучшие профессионалы. Они уже приезжали, еще раз осмотрели комнату и забрали компьютер Алисы. Но мама Алисы, похоже, не просто расстроена – она в каком-то шоке. Говорила медленно, еле подбирала слова, точно и не человек уже вовсе, а зомби. Я не представляю, как она держится.
Это плохо, думаю я. Их ведь не находят.
«Пропавшие девушки?» – изумилась Мария. Она не помнила этих ужасающих событий. Если быть честной, то она совсем не интересовалась новостями в то время. Не то что сейчас, когда открываешь «Яндекс» и оказываешься заваленной орущими заголовками: хочешь – в стране, хочешь – в твоем городе. Волей-неволей тянешься почитать подробнее. Люди как будто совсем перестали жить и только следят за повесткой дня. Но кто-нибудь из окружения, скорее всего, рассказал бы. И что, они бы обсуждали какого-то маньяка? Вряд ли. В молодости есть вещи гораздо важнее. Но страх вдруг начал прокрадываться в сознание. Ведь в руках ее был не триллер, хоть и самого Стивена Кинга, а что-то настоящее – преступление, которое творилось здесь, совсем рядом, пусть и много лет назад. Мария глубоко вздохнула, пытаясь отогнать пугающие мысли, и продолжила чтение.
9 февраля
Я мыслями только об Алисе. На учебе смотрю телефон каждые пять минут. Вдруг ее мама позвонит или напишет. Вечером бегу читать газету. Мама ее уже сразу оставляет на кухонном столе. Хотя я и не ем совсем. Не хочется. Насилу пихаю – рвет. У нас нет компьютера дома, но в институте девчонки постоянно рассказывают, что там известно нового на Е1. Но неизвестно ничего. Ушла днем 2 февраля из дома, и больше ее никто не видел. Двенадцатая жертва. Кого? Маньяка? Преступного сообщества? Нет следов.
Жанна Сергеевна сегодня на меня наорала. Сказала, что если я собираюсь дальше быть такой отстраненной и невнимательной, то мне лучше на госслужащую учиться. Я разревелась, как детсадовка, в итоге была отправлена в туалет под кран с холодной водой.
На хореографии голова закружилась, так что я села на пол и приходила в себя минут десять. Виолетта Петровна подошла. Думала, тоже кричать будет. Но она села на коленки рядом и обняла за плечи.
– Какая бледнющая ты, Садоян. Бегом в больницу, никакой учебы сегодня.
Я благодарно закивала. Похоже, я перестала вывозить эту коляску. Оделась в пустой посреди пар раздевалке и пошла на остановку автобуса. Последнее, что помню, – как памятник Ленину, мимо которого шла, начал медленно валиться набок.
Когда открыла глаза, увидела только склоненное надо мной молодое мужское лицо. А я каким-то образом оказалась на скамейке.
– Слава богу, – прошептал парень.
Я непонимающе хлопала ресницами, на которых налип снег, смазывая его облик.
– Лежите, сейчас скорая приедет.
– Что со мной? – проговорила я, но еле уловила свой голос.