4 февраля

Еле вытерпела ночь и с самого утра позвонила Алисиной маме. Хоть спросила, как ее зовут, а то вначале от шока даже не подумала. Но Елизавета Петровна сама надеялась, что это я ей что-нибудь расскажу. Напуганный голос, новостей нет.

В институте разговоры только об Алисе. Но только я да Рокотов представляли, что произошло с ней в понедельник. Я зло поглядывала на него, всем видом показывала, что знаю: он виноват. В итоге он не выдержал и подошел в перерыве.

– Кристина, что ты смотришь на меня, как на врага народа?

– Слушай, я в курсе, что у тебя с Алисой произошло. Ты с ней поступил подло.

– Что она тебе сказала?

– Да все! Что было между вами и как ты ее использовал! Да еще как ни в чем не бывало флиртовал с ней на танцах.

– Я ей ничего не обещал.

– Она видела, как ты целовался с той курицей.

Я не смогла подобрать другого, более щадящего сравнения для Алисиной соперницы.

Я смотрела Саше прямо в глаза, мне стесняться было нечего. Надеюсь, мой взгляд пламенел яростным гневом. А вот его зрачки заметались. Он, похоже, не знал, что Алиса все видела.

– Это мое дело, – сразу закрылся он.

– Она из-за тебя убежала и на звонки не отвечала. Она точно тебе звонила и писала.

– Ничего такого не было, пойми!

Я не детектор лжи – определять, врет человек или нет. Махнула на него рукой.

Думаю, нужно рассказать Елизавете Петровне. Это, конечно, неправильно, это Алискина тайна. Но обстоятельства исключительные!

5 февраля

Договорилась и поехала к Алисе домой. Уже открыла было рот рассказать про Рокотова, как Елизавета Петровна ошарашила, что утром в милиции приняли заявление о пропаже. Оказывается, родители туда уже ходили еще 3 февраля, но там сказали зачем-то ждать трое суток. Милиция уже была, осмотрела комнату, порылась в компьютере. Какую-то надежду внушила, успокоила немного.

Я решила рассказать свои подозрения не Алисиной маме, а сразу в милиции. И перед родителями ее не подставлю, и более точно на вопросы отвечу. Спросила, какое отделение, и пошла.

Долго ждала, пока со мной поговорят. Мимо проходили задержанные в наручниках, пьяницы с разбитыми в кровь лицами; милиционеры сновали туда-сюда. Я и не думала, как в городе беспокойно, оказывается. Наконец вызвали к следователю. Молодой паренек. Ну, лет 25, кажется. Самому неопытному, что ли, дело дали?

Рассказала ему историю с Рокотовым. Он сильно заинтересовался. Взял его номер. Я попросила обязательно проверить, не звонила ли ему Алиса. Но следователь как будто обиделся на мои советы. Грозно сказал, что сам знает, что делать. Но поблагодарил, что пришла.

Но до вечера так ничего не изменилось.

6 февраля

Никаких известий. Ни о чем другом писать не могу. Да и не важно все. Даже аппетита нет.

7 февраля

Рокотов налетел на меня, как только увидел.

– Ты на меня в милицию заявление написала?

– А ты что, хотел в стороне остаться?

– Они приехали на бобике, увели меня под руки на глазах всей общаги! Да еще продержали в кутузке полдня. Допрашивали, сняли отпечатки, как у преступника. Подписку о невыезде взяли!

– А ты не понимаешь, что ты это заслужил?

– Тем, что не влюбился в твою Алису, что ли?

– Что, правда не понимаешь?

– В общем, прекращай на меня доносы строчить!

– А то что? Кончу, как Алиса?

Он махнул кулаком перед моим носом и в бессильной злобе пошел прочь.

А вечером мама дала мне газету «Уральский рабочий». Ошарашенно смотрю.

«Пропала еще одна девушка» – на первой странице.

Я ведь имела представление, что девушки исчезали уже больше года. Мы даже обсуждали это в институте. Но когда пропала Алиса – я как будто забыла об этом. Точно мой мозг в порыве заботы заблокировал эти страшные знания. Я и мысли не допускала, что Алиса погибла. И думать не подумала ни разу про эти исчезновения. Но теперь мне стало жутко по-настоящему. Я впервые взаправду задумалась: а что, если Алиса не вернется?