Дивногорье Иронара

Элистрия, 485 лет от Дня Катастрофы

Ночь выдалась безлунной. Тени, словно живые существа, скользили между древними деревьями Запретного леса. Воздух, пропитанный запахом влажной земли и магии, дрожал от напряжения.

Фигура в темном плаще бесшумно двигалась по едва заметной тропе. В руках женщина крепко сжимала сверток, который время от времени издавал тихий звук, похожий на детский плач. Каждый раз она вздрагивала и прижимала его крепче к груди.

– Тише, дитя, – шептала она. – Они не должны нас найти.

Эльвина знала, что преследователи близко. Совет Хранителей не простит ей того, что она сделала. Украсть артефакт Перворожденных – преступление, караемое смертью. Но у нее не было выбора. Внезапно лес озарился голубоватым светом. Женщина замерла, прислушиваясь к шороху листьев и треску веток. Они нашли ее.

– Отдай его, Эльвина, – раздался властный голос из темноты. – Ты не понимаешь, с какими силами играешь.

Из-за деревьев вышел высокий мужчина в одеяниях Верховного Хранителя. Его лицо, наполовину скрытое капюшоном, выражало холодную решимость.

– Понимаю, Маркус, – ее голос звучал твердо, несмотря на страх. – Лучше, чем кто-либо из вас. Пророчество должно сбыться.

– Пророчество? – Маркус презрительно усмехнулся. – Ты веришь в старые сказки? Артефакт должен оставаться под защитой Совета. Только так мы сохраним равновесие.

Эльвина покачала головой:

– Равновесие уже нарушено. Тьма приближается, и только Потерянный сможет остановить ее. Кровь Перворожденных должна пробудиться.

Она быстрым движением достала из складок плаща небольшой кристалл. Маркус шагнул вперед, но было поздно – женщина разбила кристалл о землю.

– Нет! – закричал Хранитель, но пространство вокруг Эльвины уже исказилось, образуя мерцающий портал.

– Когда придет время, Потерянный вернется, – произнесла женщина, делая шаг в сияющий проход. – И тогда даже вы не сможете остановить то, что предначертано.

Портал сомкнулся, оставив после себя лишь обожженную траву. Маркус опустился на колени, касаясь пальцами земли, где еще секунду назад стояла Эльвина.

– Ты не понимаешь, что наделала, – прошептал он в пустоту. – Миры не должны пересекаться. Никогда.

В ту ночь в Элистрии произошло невозможное – был нарушен закон, хранимый веками. А где-то в другом мире, в мире без магии и древних пророчеств, родилась девочка, которая однажды изменит судьбу обоих миров.

Что день пойдет насмарку, Аня поняла с самого утра, когда с ужасом обнаружила, что проспала. И это в день экзамена! И не просто экзамена, а экзамена у самого вредного преподавателя их потока… Грымза (так Аня называла её за глаза) сухопарая женщина за шестьдесят с вечно поджатыми губами и пронзительным взглядом из-под очков в тонкой золотистой оправе. Она славилась не только своей придирчивостью, но и патологической нетерпимостью к медлительности студентов. Её коронная фраза «Слишком медленно, садись, два», произнесённая ледяным тоном, давно стала притчей во языцех.

Наспех причесавшись и натянув первую попавшуюся одежду, Аня схватила помятый пакет с медицинским халатом и чепчиком в одну руку, в другую – учебник по фармакологии в голубой обложке, испещрённый закладками и пометками на полях. Сердце колотилось где-то в горле, когда она вылетела из комнаты общаги, едва не сбив с ног заспанную соседку, выходившую из душевой. Учиться в медицинском университете девочка из сибирской глубинки мечтала с десятого класса. Тогда она с родителями переехала в областной центр, и девушка все силы приложила к исполнению своей мечты – ночами сидела над учебниками, записалась на дополнительные курсы по химии и биологии, отказалась от всех развлечений ради заветной цели.

На улице вовсю светило июньское солнце, в кронах шелестели свежей листвой тополя, но летняя сессия не позволяла в полной мере насладиться этим. Со всех ног девушка помчалась в учебный корпус, что стоял здесь же, на территории студгородка. Небрежно махнув студенческим билетом перед носом сонного охранника, она побежала по гулкому коридору, на ходу путаясь в рукавах халата и пытаясь пристроить непослушный чепчик. Экзамен был в самом разгаре, у двери кабинета в напряженном ожидании своей очереди стояло всего пять человек. Запыхавшаяся и раскрасневшаяся, девушка поправила сбившуюся униформу и присоединилась к группе ожидающих. Попытки вспомнить выученный материал провалились, в голове стояла звенящая тишина. Время словно остановилось, секунды растягивались в вечность, а каждый взгляд на часы лишь усиливал ощущение бесконечного ожидания. Отстрелявшиеся студенты выходили с разными выражениями лиц – от торжествующих до убитых горем, вместо них заходили оставшиеся, и вот Аня тоже оказалась перед массивным столом экзаменатора. В горле пересохло от волнения, руки предательски тряслись.

– Так и будут стоять и сканировать эти бумажки, Федорова?

Голос преподавателя вырвал девушку из оцепенения. Она вздрогнула и схватила первый попавшийся билет, перевернула его, чтобы продиктовать номер, и внутри у нее все похолодело. Самая сложная тема, она вытащила самую ненавистную и путанную тему…

Билет номер семнадцать, – тихо пробормотала Аня и на негнущихся ногах пошла к свободной парте. Скрипнул отодвигаемый стул, и в аудитории вновь наступила тишина – все студенты усердно готовились отвечать. Профессор «Грымза» сидела за своим столом, поблескивая очками и строго поглядывая на притихших студентов.

Аня уставилась на злосчастный листок бумаги с вопросами и чуть не расплакалась. Она точно завалит экзамен, а бабушка вновь начнет доказывать ей, что вся ее затея с медицинским университетом – это большая глупость. Девушка сникла – она не была отличницей, учеба давалась ей с трудом, но она упорно грызла этот гранит науки вот уже три года! Ночи без сна, бесконечные конспекты, практика в больнице, где от нее, студентки, шарахались пациенты… Но экзамены она еще не заваливала и не собиралась делать этого и сегодня.

Сделав несколько глубоких вдохов, она попыталась привести мысли в порядок, как учила ее бабушка. Аня не верила во всё мистическое, но за эту технику успокоения она была благодарна старушке. Нужно было представить, что ты стоишь на своем камне у Байкала, и наблюдаешь, как волны одна за другой накатывают на берег. С каждой волной мысли становились яснее, в голове словно прояснилось, и перед внутренним взором появились страницы учебника. Мысленно девушка принялась листать их – зрительная память у нее была отменная, и вот уже на вырванном из тетради листочке стали появляться первые записи по теме билета.

Ответ нельзя было назвать блестящим. Аня сбивалась, путалась, зависала, получая раздражительные комментарии от преподавателя. "Федорова, вы вообще учили?" – недовольно постукивала ручкой по столу Грымза. "Что вы мямлите? Говорите чётче!" – подгоняла она, когда Аня запиналась на сложных терминах. Наконец всё закончилось, и она вышла в коридор, сжимая в руках зачетку. Единственная тройка за эту сессию, но как же она была ей рада!

Впереди было лето, куча планов и встреч с друзьями на съемной квартире Кати, где они собирались устроить небольшую вечеринку в честь окончания сессии. От утренней хандры не осталось и следа. На подходе к общаге зазвонил мобильник. На экране высветилось «Мамулькин», Аня тут же ответила, спеша поделиться своей радостью. Но радость треснула и рассыпалась на мелкие осколки, когда в трубке раздался плачущий голос мамы. Девушка остановилась как громом пораженная, слушая сбивчивый рассказ. У бабушки обнаружили рак, она в больнице, никаких прогнозов врачи не дают, и ей, Ане, следует как можно скорее возвращаться домой.

***

Сборы и дорога домой прошли как в тумане. Ане никогда прежде не приходилось терять кого-то из близких. Родители были живы, дедушку по маминой линии она никогда не знала, а родители отца жили в другой стране. Наскоро побросав вещи в чемодан, она попрощалась с соседкой по комнате, которая молча обняла её, понимая, что слова сейчас бесполезны. Вахтерша тетя Люда, обычно строгая и ворчливая, лишь покачала головой и тихо сказала: "Держись, девочка". Летнее солнце безжалостно палило с ясного неба, но Аню бил озноб, словно она попала под ледяной душ. Вокзал гудел обычной жизнью – кто-то спешил, кто-то встречал, смеялись дети, ругались таксисты.

Этот контраст с её внутренним состоянием казался кощунственным. Мама больше не звонила, лишь ответила коротко «Ждем» на сообщение о том, что Аня выехала. Дорога домой была уже знакома – ведь каждое лето после поступления в медицинский она уезжала на малую родину. Обычно она любила смотреть в окно на проплывающие мимо поля, леса и маленькие станции, но сейчас ничто не радовало глаз. Она механически жевала купленный на вокзале пирожок, не чувствуя вкуса, и пыталась читать учебник, но строчки расплывались перед глазами. И всегда эти поездки были радостными, наполненными предвкушением встречи с родными и любимым Байкалом, но не в этот раз.

Родной город, словно чувствуя ее настроение, встретил девушку серыми свинцовыми тучами и моросящим дождем. Перрон был наполовину пуст – лишь несколько человек спешили укрыться от непогоды под козырьком вокзала. На платформе, чуть в стороне от основной массы встречающих, уже ждал папа. Когда она поравнялась с ним, он молча крепко обнял дочь, прижав к своей широкой груди – Аня, собиравшаяся было разреветься перед выходом из вагона, сразу успокоилась, вдыхая такой родной запах отцовского одеколона.