– Как вы тут, пап? Как мама, держится? – спросила Аня, нехотя разорвав долгие объятия. Как же она соскучилась по родителям! Зимой ей не удалось приехать домой – подвернулась подработка в больнице, и она все каникулы провела там.

– Потихоньку, солнышко. Мама все больше в больнице проводит, у бабушки. Та ворчит, что вокруг нее носятся, а ей уже давно пора помирать, тебя вот только повидать еще надобно, попрощаться, – отец болезненно поджал губы, и морщинки вокруг глаз стали глубже. С тёщей у него сложились очень теплые отношения – та мудро не вмешивалась в дела семьи дочери, но и в совете никогда не отказывала. Единственную внучку обожала, а когда ту увезли в город, каждое лето забирала к себе.

Заморосил дождь, превращая асфальт в тусклое зеркало, отражающее серое небо. Подхватив сумку с дочкиными вещами, мужчина пошел к машине. Эти зеленые жигули отец Ани купил через год после их переезда в город и до сих пор отказывался менять их на что-либо другое. "Машина надежная, чего новую искать?" – говорил он каждый раз, когда мама заговаривала о замене. Старенькая "шестерка" приветствовала девушку знакомым запахом кожаных сидений и хвойного освежителя, что болтался на зеркале заднего вида. На приборной панели, как и много лет назад, лежал потертый брелок с байкальской нерпой – талисман, подаренный бабой Ниной "на счастливую дорогу".

Привычно сев на заднее сидение, Аня смотрела в окно на знакомые улицы. Мимо проплывали серые многоэтажки, пыльные тополя и редкие прохожие под зонтами. Разгоняя капли по лобовому стеклу, монотонно постукивали дворники. Но очень быстро ее мысли унеслись далеко от городской суеты – к бабушке и тем летним дням, что она проводила у нее в гостях на берегу Байкала, где воздух пах смолой и травами, а не выхлопными газами.

– Дитё на воле быть должно, нечего ей в городе-то пылюку глотать, – говорила старушка, покачивая головой. – Тут, у нас, и воздух чистый, и травы целебные. В городе-то што? Толкучка да смрад. А тут – простор, Байкал-батюшка дышит, леса шелестят. Ишь, как дитё-то расцвело, щёчки румянцем залились. Тут ей и место, тут ей и жить.

И Аня полной грудью вдыхала таёжный воздух, наполненный ароматами хвои и свежестью Байкала. Она бегала по душистым лесным полянам и с визгом забегала в холодную воду озера, чтобы тут же выскочить из неё. В стороне от тропинок было у неё заветное местечко. Ловко взбиралась она на пригорок, где среди могучих сосен, источающих смолистый аромат, лежал широкий плоский камень. Его поверхность, местами покрытая мягким изумрудным мхом и серебристым лишайником, стала уютным пристанищем. Нагретый летним солнцем, этот камень превратился в идеальное место для наблюдений – отсюда открывался захватывающий вид на Байкал-море, обрамлённое величественными горными хребтами, чьи вершины терялись в голубоватой дымке горизонта. А нашла она его совершенно случайно, когда в одиннадцать лет впервые пошла одна в лес, втайне от бабушки, конечно. Ух и влетело ей тогда! Но девочка ни о чем не жалела, а когда стала постарше – бабушка уже спокойно отпускала её гулять по округе.

Наслушавшись бабушкиных историй, Аня называла это своим местом силы. Здесь всегда было удивительно спокойно – даже вечно шумящие сосны словно затихали, а воздух становился густым и звенящим. В такие моменты голова становилась ясной, будто промытая хрустальной байкальской водой, а мысли текли легко и свободно, как горный ручей по камням.

Часто она так сидела, размышляя и глядя на бескрайнюю гладь Байкала, расстилавшуюся внизу подобно древнему зеркалу. Солнечные блики играли на волнах, а далекие горы на том берегу то проступали отчетливо, то таяли в голубоватой дымке. И порой ей казалось, что именно в этом месте она чувствует что-то особенное – словно невидимые нити пронизывали воздух, а камень под ней едва заметно пульсировал какой-то древней, непонятной силой. Впрочем, она относила эти странные ощущения к чистому горному воздуху, напоенному ароматами трав и хвои, да к величественным видам, от которых захватывало дух и кружилась голова.