А как она любила сидеть в небольшом, но таком уютном бабушкином домике, стоявшем на краю села среди гор и тайги. От бревенчатых стен, потемневших от времени, всегда веяло теплом, а половицы чуть поскрипывали под ногами, словно напевая древнюю песню. Там всегда пахло травами и какими-то особыми настоями – пучки сухих растений свисали с потолочных балок, а на широком подоконнике теснились глиняные горшочки с отварами. В красном углу тускло поблескивали старые иконы в потемневших окладах, а рядом с ними странным образом уживались связки можжевельника и пучки полыни.

В дубовом сундуке, который стоял у дальней стены, хранились старинные свитки с непонятными узорами, которые бабушка называла "картами силы". Анечка любила втихаря поднимать тяжёлую крышку, от которой исходил чуть горьковатый запах дерева и времени, и разглядывать эти загадочные линии, выведенные выцветшими от времени чернилами. Порой от долгого разглядывания этих узоров начинала кружиться голова, а перед глазами словно плыли странные тени.

Каждый вечер, когда солнце уже клонилось ко сну и первые звезды робко проглядывали сквозь кружево листвы, Аня садилась с бабушкой пить чай с ароматным земляничным вареньем. В настоящей русской печи уютно потрескивали дрова, бросая причудливые тени на бревенчатые стены, а пушистый полосатый кот Васька лежал около неё на выцветшем бабушкином половике и дремал. Наступало время «дедовских сказов». Бабушка знала много удивительных историй и, что немаловажно, умела их рассказывать так, что Аня не то что шевелиться – дышать забывала порой. Голос старушки становился глубже, певучее, словно сама древность говорила её устами. В её историях говорилось о прекрасных мирах и могущественных чародеях, о великих знаниях и удивительных способностях древних народов "слышать" мир и использовать его силу для великих дел. Но шли столетия, истощалась эта сила, словно река, теряющаяся в песках, а вместе с нею терялось умение её использовать.

– Нонче же почти и не встретишь сильных ведунов. – С грустью в голосе как-то сказала старушка, помешивая янтарный чай серебряной ложечкой. – А те, кто осталися, малечики в сравнении с прадедами.

– И ты младенчик, бабуля? – с удивлением спросила маленькая Аня, а про себя думала, что какой же бабушка младенчик? Видела она младенчика у соседки тети Тоси, бабушка совсем не похожа на того розовощекого кричащего бутуза. Баба Нина же была сухонькой старушкой, сквозь прожитые годы которой еще прослеживалась прежняя стать и красота.

– И я, мила́я, малечка, да ещё да еще какая слабенька, – вздохнула баба Нина. – Ничё уж почти не умею, всё позабыла. Прабабка-то моя рано памерла, не всему научить паспела. А тебя навучу, што знаю. Токмо силы земельной мало осталося, тяжко её нонче сыскать. Но Байкал-батюшка покуда хранит, не оставляет.

И баба Нина учила. Поначалу где и когда какие травы и ягоды собирать, как сушить их да в сборы смешивать. А потом начала рассказывать про особые места в тайге, где, по её словам, можно было почувствовать что-то необычное – словно ветер дует, а листья не шелохнутся, или тишина звенит так, что в ушах отдается. Бывало, остановится вдруг посреди поляны, глаза прикроет и стоит, будто к чему-то прислушивается. И Аню учила – где замереть надо, где ладонь к земле приложить, где просто постоять тихонько. А после долго рассказывала, как такие места находить можно. Вот только самой Ане пробовать что-то делать там не разрешала, лишь наблюдать позволяла.

– Рано тебе ищо к этому прикасаться-то, гляди да примечай покамест, – мягко, но строго говаривала бабушка.