Наверное, эта мысль меня и подогнала.

Я встала и решительнее зашагала к подъезду.

Хорошо, что послушала продавца и взяла сумку на высоких резиновых колесах — затягивать на ступеньки тележку было легко, хотя нагрузила я ее порядком.

Замок отперла тоже вполне уверенно. Но вот когда зашла в квартиру, взгляд упал на стены в детской, и перед глазами все поплыло от слез.

Я бросила сумку у порога, прошла и захлопнула дверь в детскую. Разделась и разулась, вошла в спальню…

Только и тут от триггера спрятаться не вышло. Потому что сразу в глаза бросился лежавший на комоде прозрачный шуршащий пакет с комбинезончиком.

И меня, наконец, безжалостно накрыло.

Эта ослепительно-желтая вещичка выжгла все усилия держать себя в руках, которые я тренировала все эти дни. Двенадцать сантиметров поперечного разреза под пупком… Разве я теперь когда-нибудь смогу забыть о своем горе, когда напоминание о нем теперь буквально вырезано на моем теле?

Обессиленная истерикой, я не помнила, как уснула. Наверное, психика просто не выдержала и вырубилась. Я проснулась на следующий день далеко за полдень. Чувствовала себя так, будто… слов не было и сравнивать это ни с чем я не могла. В моей жизни уже была боль — когда я потеряла родителей. Теперь вот и сына…

Навалилась такая апатия… Я не ела, не включала телевизор. Иногда делала глоток воды, плакала и спала, вымотанная и опустошенная. Вот реально ведь опустошенная. С трещиной-швом на теле над пустотой.

Не могла справиться. Одной не получалось.

Чтобы прийти в себя, решила заняться чем угодно, плавно сворачивая на необходимые дела.

Пошла в ванную, глянула на себя в зеркало в коридоре и пришла в ужас. В гроб краше кладут. На всякие процедуры потратила часа три. Душ, крепкий чай. Потом нашла корейские маски и выбрала «Для сияющей кожи». Потом патчи против отечности век, потом привела в порядок волосы. За время беременности стрижка потеряла форму, и я решила выползти в парикмахерскую, заодно купить фруктов и свежих овощей. Зачем только? Все равно ком в горле мешал, горло постоянно было словно сдавлено, в него протекала только жидкость.

До вечера я искала, чем себя занять, лишь бы и на минуту не останавливаться и не дать себе шанса снова скатиться в апатию и истерику. Телевизор включила громко, чтобы перебивал мысли. Желтую детскую вещичку — триггер, который лишал меня сил сопротивляться горю — и унесла в детскую. Просто поскорее кинула в пустой комнате и снова захлопнула дверь так, будто за мной гнались адские псы.

В спальню почти заскочила, трясущимися руками схватила ноутбук и полезла смотреть мебель — мне срочно нужен был шкаф, чтобы поставить в коридоре перед дверью в детскую. Так как раз удобный угол между ней и входом в мини-гостиную.

Открытый шкаф нашелся быстро. Выбрала почему-то черный и заказала доставку со сборкой на завтра.

Так прошел еще один день отложенной жизни.

Нужно было получить через Госуслуги справку о смерти сына, но я никак не могла решиться на этот шаг. И на работу выходить надо было. Но для этого пришлось бы вернуться в Выселки. Вот уж чего я не смогла бы вынести, так это вопросов соседей о том, где мой ребенок.

Нет, никаких Выселков. Значит, увольнение и поиск работы в городе. Знать бы еще, чем заняться.

Было уже темно, когда я включила бра и снова открыла книгу психолога о философии стоицизма. Но не успела даже страницы прочитать, как в дверь требовательно позвонили.

Я вздрогнула, села на постели и зачем-то схватила подушку. Сердце бешено забилось, руки затряслись, а ноги ослабли.

Там точно Артем. Больше некому. Никто больше не знает этот мой адрес.