Дитя раздора. Работа над ошибками Громова Ульяна

1. Глава 1. Трещины

Ты сам выбираешь, о чём думать и что чувствовать.

Катя

Я лежала поверх застеленной кровати и смотрела в потолок. По нему проходила трещина. Похожая на молнию, замазанная, закрашенная, но… отчетливо видимая именно из-за этих маскирующих ее слоев. Я металась взглядом с одной ее стороны на другую и большими буквами выводила мысленные слова: ДО и ПОСЛЕ.

Сегодня меня выписывают. Я тут несколько дней, а кажется, только вчера на обходе мой врач — Лев Константинович, хоть и пенсионер, но все еще работающий — по-отечески утешал меня, когда лично пришел сообщить, что мой ребенок не выжил.

Я будто оглохла после этой новости. Никак не могла понять, как это возможно. Ведь ничего не предвещало. Мне даже тельце моего малыша не показали — Лев Константинович увещевал, что тогда мне будет еще тяжелее пережить потерю, что ненужно видеть мертвого сына, потому что смерть не бывает красивой, а у меня могут возникнуть страхи и комплексы.

Наверное, он прав. Но я лежала, ждала выписку и справку о смерти сына и не хотела уходить из роддома. Здесь была территория, где мне не нужно смотреть в глаза Артему. Где я могла ничего не делать, потому что ничего не хотелось.

Я не знала, как правильно переживать эту потерю. Мне казалось, я плохая мать и мало скорблю. Но… я уснула на операционном столе врача с животом, проснулась без него. Со швом-трещиной на коже и жизни, зашитым и замазанным, но под всеми слоями отчетливо различимым. И… всё. Как будто эта беременность была сном. Как будто я ее придумала, чтобы увести чужого мужа, и вот высшие силы меня разоблачили, а ребенка отняли.

Может, я тронулась умом?

И Артема тоже придумала?

Потому что он ни разу не пришел за все дни, что я лежала в роддоме и подыхала от непонимания, как жить дальше. Он ни разу не позвонил. Но наверняка знал, что наш сын, насильно родившийся на два месяца раньше, не справился. Он был не готов, а его…

Я села на кровати от непонятного смятения, какой-то догадки.

— Старкова, — бесцеремонно перебила вдруг возникшую важную мысль медсестра, открыв дверь в палату, — выписка готова. Можете спускаться за вещами в подвальное хранилище и идти домой.

Я неожиданно разозлилась на Валентину. Она всегда открывала дверь с ноги и вообще не слишком вежлива и деликатна. А сейчас она спугнула какую-то очень серьезную и важную мысль, на которую во мне что-то откликнулось. Что? Решимость? Потребность? Нет, не то…

Я прислушивалась к себе, пыталась отмотать назад то, о чем думала, но мысль умчалась безвозвратно. Я с досады чертыхнулась и зыркнула на медсестру, застрявшую в двери конвоем — ей будто не терпелось выставить меня поскорее. В ее репертуаре. Весьма неприятная девица. Мне даже забирать, кроме документов, было нечего — паспорт и обменку я, как советовал врач, всегда носила с собой. Кто бы знал, что ее слова о «мало ли что» воплотятся в жизнь так буквально…

Через полчаса блужданий по подвальным переходам по следам указателей я нашла хранилище, оделась в свое беременное платье и прочую теперь неподходящую одежду и вышла на улицу. Поежилась. Не от холода — день был невыносимо солнечный и теплый, даже деревья еще не стояли голыми — все же климат у нас ближе к южному и зимы дождливые.

Меня морозило от опустошения и какого-то глобального, вселенского одиночества.

Это не было метафорой, это была данность.

Я могла вызвать такси, чтобы уехать домой. Но мне было страшно возвращаться, казалось, там поджидает вся бездна отчаяния, вся не выстраданная боль потери и чувство безысходности.

Я подошла к автобусной остановке, но пропустила три круга всех маршрутов. В итоге ушла с остановки и побрела сама не знала куда — все дороги вели в личный ад.

Больничный комплекс в Перевальске один, зато современный, как и сам городок, большой, с многочисленными корпусами и собственным парком, кафе «ЗОЖ», из которого можно заказывать еду в палаты, и магазином с фермерскими продуктами — медгородок с собственной инфраструктурой, расположенный в центре города рядом со всеми другими важными организациями. Сразу за парком упал горбатый с ажурными перилами пешеходный мост через протоку, ведущий на набережную, следом за которой раскинулась огромная площадь, размерами превосходящая московскую Красную.

Площадь обступают Центральный магазин, модный клуб «Панорама», из которого меня привезли в роддом на скорой; высокое белокаменное с мраморной лестницей здание городской администрации, за которым стоят другие административные постройки; дорогой ресторан, торговый центр и что-то еще. От площади по городу разбегаются дороги, в том числе и Торговый проспект, что ведет к моему дому — только в конце нужно пару раз свернуть на прилегающие улицы.

Когда-то на его месте был старинный базар, ведущий к порту, построенному на берегу основного русла реки. Теперь там речной вокзал, а порт перенесли за город. Перевальск и назван так, потому что город находится на стечении торговых путей: речных, автомобильных и железнодорожных. Городок всегда славился постоялыми дворами и меценатами.

Я отвлекалась на мысли о городе, чтобы не думать о своей боли, засевшей комом в солнечном сплетении, но бесполезно — ноги принесли меня назад к роддому. Меня сюда словно магнитом притянуло. Я стояла и тупо смотрела на двери приемного покоя, не понимая, что я снова тут делаю. Меня тянуло войти внутрь чувство, что я что-то там оставила. Я с трудом пересилила себя и направила стопы в парк, чтобы через мостик пройти на площадь.

В кармане куртки зазвонил телефон. Я вздрогнула, сердце дико забилось, так что дышать стала часто. Взглянула на экран со страхом и надеждой… но нет, это был не Артем.

Я набирала его номер каждый день первые дни. Абонент был недоступен. Я терялась в догадках, что произошло. Ведь он так ждал рождения сына, такие эмоции не подделаешь.

А потом пришло понимание, что ему тоже плохо и больно, ведь он точно знал, что случилось с ребенком. И он просто не мог меня видеть. Или не хотел? Как будто без ребенка я стала ему не нужна.

Снова что-то мелькнуло в голове, как будто та же мысль отозвалась, которую спугнула медсестра. И я замерла, но ухватить эту комету за хвост не смогла.

Телефон больше не звонил.

К уже двузначной цифре приплюсовался и этот непринятый звонок от Жени.

Я шла через площадь, забитую расписными телегами, тентовыми павильонами и прилавками — шел первый день ярмарки в честь работников сельского хозяйства. Было многолюдно, шумно, весело… неуютно. Меня все раздражало. Этот смех, зазывалы, музыка, громкие объявления, поединки силачей, пляски и… дети с сияющими восторгом глазами.

Я постаралась пройти площадь поскорее, чтобы оказаться на Торговом проспекте, откуда, похоже, сегодня схлынула толпа. Но на проспекте попала под дождь и прижалась под козырек у какой-то витрины, чтобы переждать первые минуты непогоды, как всегда, самые сильные. Капли летели в лицо, и я развернулась к стихии спиной.

Оказалось, я остановилась около книжного магазина. Через стекло увидела, что внутри есть скамейки для читателей и даже кофемашины. И я решила зайти.

Это известный сетевой магазин, каких полно по всей стране. Просторное двухуровневое помещение с тысячами книг, подсвеченными замкнутыми витринами с дорогими изданиями, цифровая презентация на огромном экране… Я не сразу поняла, что в магазине проходит встреча с писателем. Народу на ней было немного, я не знала этого автора и что он пишет, но присела на стул за спинами остальных гостей.

Оказалось, это автор книг нон-фикшн, где-то даже известный психолог и коуч, который пишет книги о том, как преодолеть страхи, побороть комплексы, противодействовать манипуляторам, выйти из созависимых отношений… Невольно я увлеклась, заслушалась и прониклась интересом. Когда люди стали подходить за автографами, я взяла все его книги и подошла тоже.

Мужчина мне улыбнулся, так тепло и приятно, очень располагающе. Он определенно хороший психолог, потому что мне захотелось вывалить на него свою боль.

Но народу было много. И я решила, что возьму его визитку и, может быть, если это не очень дорого, попробую попасть к нему на консультацию.

Мне просто необходимо было с кем-то поговорить о своей беде.

— Как вас зовут? — спросил автор стопки книг, приятно удивленный моим интересом к его трудам.

— Екатерина Старкова, — ответила я и вдруг поняла, что горло и губы давно пересохли, потому голос прозвучал излишне хрипло и даже сорвался.

— Все будет хорошо, Екатерина, — улыбнулся психолог и принялся расписываться.

Я следила за его рукой, не читая слова, что он выводил в каждой книге. Какие-то фразы или короткие предложения. Лишь в одной он писал дольше — последней.

Когда он закончил, я не стала задерживаться. Взяла со стола его визитку и свои книги, налила кофе в стаканчик с трубочкой и прошла на кассу.

Дождь теперь моросил, а не хлестал в окна, и я попросила девушку завернуть книги в пакет и положить их в другой, чтобы уберечь от влаги. Вышла из магазина и пошла дальше. Теперь чуть быстрее, потому что было не так страшно возвращаться домой, будто эти книги меня защитят от бездны боли, что меня там поджидала.

Но до дома я не дошла.

***

Артем

Оказывается, когда отлучают от любовницы, ломка такая же, как когда бросаешь курить.