Выждав минуту, Бертол выглянул в окно. На крепостной стене стражники хохотали во всё горло над рассказом приятеля. Возле прачечной ругались бабы. Кухарка стучала половником по бочке, требуя воды. Мужики почёсывали бороды и лениво спорили, кто пойдёт к колодцу. Господин Хейк важной походкой проследовал на кухню. Значит, ябедничать матери не будет. Пропустив бокал-другой эля, он избегал встреч с хозяйкой, чтобы не дышать на неё спиртовыми парами.

Когда в замок наведывается лорд Ардий, слуги трудятся без передыху, солдаты ходят по струнке, никто не сплетничает и не ругается. И учитель не пьёт! Может, Дирмут прав? Надо быть злым?

Бертол вернулся к столу, открыл книгу на последней странице и от досады щёлкнул языком. Так и есть! Милосердный король умер в монашеской келье, всеми преданный и забытый.

2. ~ 2 ~

Солнце пряталось за облаками. Скупой свет мягко стелился по обзорной площадке, обнесённой каменным ограждением-парапетом с крепкими зубцами. Выше господской башни была только угловая, там, где смыкались северная и западная крепостные стены. Но и отсюда, с высоты четырёх этажей, местность хорошо просматривалась.

Дирмут привалился плечом к зубцу и направил взгляд на деревню. Кто-то из слуг говорил, что десять лет назад в селении насчитывалось двадцать дворов. Сейчас их количество приближалось к сотне. Самая большая деревня в феоде герцога Мэрита.

Через поросшее сорняком поле бежала колея, укатанная колёсами телег. Неглубокие бороздки и подступившая к ним вплотную трава подсказывали, что гости приезжают в замок нечасто. Нырнув в рощу, дорога пропадала из виду. Память Дирмута услужливо нарисовала картину: колея извивается между клёнами, огибает покосный луг и тонким ручейком вливается в тракт, проходящий по границам феодов и соединяющий владения дворян со столицей.

Вооружённым отрядам разрешалось передвигаться только по тракту, вдоль которого высились караульные вышки с каменными или медными чашами наверху. В них стражники разжигали сигнальные костры, предупреждая лордов и крестьян о нарушении границ. Днём следовало жечь ель или сосну: они сильно дымят. А ночью — осину или берёзу: дрова этих пород дают высокое яркое пламя. Не все придерживались этого правила. Солдаты менее состоятельных дворян запасались валежником и молили бога, чтобы дым и огонь были видны издалека.

Дирмут пробежался взглядом по линии горизонта, рассмотреть караульные вышки ему не удалось. Услышав за спиной шаги, обернулся. Дружелюбная улыбка Бертола не вызвала желания улыбнуться в ответ.

Брат упёрся руками в парапет и опустил голову. Эта недетская поза показалась Дирмуту до ужаса знакомой. Он потёр висок, пытаясь прогнать нелепую мысль.

— Прости меня, — произнёс Бертол.

— Мой отец хороший.

— А мама плохая? Почему он её оставил?

— Так не извиняются! — разозлился Дирмут. — Наша мама самая лучшая! И мой отец самый лучший!

Внутри всё клокотало. Подарок на день рождения свалится на Бертола вовсе не с неба. Он куплен королём! Будь отец плохим — стал бы он тратить своё драгоценное время и кучу денег, чтобы осчастливить мальчишку, которого ни разу не видел? Эти слова вертелись на языке Дирмута, но он молчал: желание сделать брату сюрприз оказалось сильнее обиды за отца. И лихорадочно думал, чем же подкрепить своё утверждение, что отец хороший.

— Когда я возвращаюсь домой, он всегда спрашивает, как поживает леди Янара.

Бертол посмотрел исподлобья:

— Надо же…

— Да! Представь себе! Он интересуется, как она себя чувствует, не обижает ли её дядя Бари, слушаются ли слуги, не ленятся ли крестьяне. Спрашивает, чем мы занимались, о чём говорили.