Правда, к людям, опустившимся на самое дно, а некогда ранее действительно знавшим чего-либо в корне иное, ничто подобное никак никоим боком вовсе-то совсем не относится.

Да только людей, в нем еще изначально выросших… разве можно их сколь уж бескомпромиссно и сразу так отравлять удивительно искренне суровым негодованием?

Даже если это и есть производное кем-либо втихомолку пролитых слез, все равно от этого никому вовсе-то нисколько не легче.

Этак разве что еще куда только лишь поболее затравишь человека, и без того донельзя измученного всем его бесконечно несветлым прошлым.

А тем паче этого вовсе-то никак нельзя еще и потому, что данное проявление слепых эмоций, несомненно, вызывает одну лишь не менее слепую и более чем естественную ответную реакцию.

Причем никак не следует ничто подобное прямо так сходу сразу рассматривать именно как некий еще изначальный природный элемент чьего-либо до чего только гнусного звериного нутра…

Причем все свои собственные просчеты при этом ни в какой серьезный расчет и близко-то уже не берутся, поскольку буквально все тут осуществлялось с одними вполне так однозначно меркантильно-добродушными намерениями.

Ну а из всего этого само собой более чем безоговорочно следует, что «мы ведь попросту никак не могли оказаться хоть в чем-либо на деле действительно же неправы».

Или может еще статься совсем, наоборот, в том самом истинно критическом смысле, когда влекомые чьим-либо мишурным светом люди попросту разом снизойдут в самую гиблую тьму – только бы им действительно остаться с кем-либо безусловно прямо-то рядом.

Ну а именно подобным образом и разрушились, внутренне разложившись, сколь ведь немалое число изначально светлых, но изрядно при этом поникших душ.

Любовь – она бывает до чего только немилостива, а порой даже неистово зла…

Однако никого другого это, безусловно, вовсе ведь никак совершенно не оправдывает!

А потому все, что касаемо более чем запутанных и непонятных жизненных ситуаций…

Да и сама по себе мерзкая грязь бесконечных и нескончаемых интриг, а также еще и беспрерывных нападок на одного, как и понятно, за всех ведь сразу виноватого недочеловека…

И вовсе-то оно никак не иначе, а все это была разве что лишь та кем-либо беспардонно выпестованная кривда, безотчетно зачатая в пламени яркими искрами взметнувшихся к небу злосчастно суровых амбиций.

Причем все уж попытки их сколь толкового, хотя и безуспешного применения во имя чьего-либо до чего только примерного наказания более чем однозначно указывают на практически полное отсутствие той самой истинно духовной благости, которая, без тени сомнения, явно присутствовала у тех давным-давно канувших в лету людей.

Современная интеллигенция, ничтоже сумняшеся, более чем благополучно освоила весьма своевременную замену всей той «давно уже устарелой» человеческой терпимости к ближнему своему, которая сколь зачастую явно имела религиозную почву, что бы там ни говорили о слепом и осатанелом фанатизме.

В дни нашей «исключительно гуманной» современности подобная сближающая сердца благость приобрела во всем законченную, да даже и полностью закостенелую социальную форму, и зиждется она теперь на тех до чего и впрямь обобщенных для буквально всякой общественной надстройки чисто эстетических принципах.

И все это свойственно именно людям, что попросту никак не имеют буквально так ни малейшего полноценного своего представления, что как вот именно оно некогда было…

Этак-то оно и сегодня неизменно тянется из прошлого в то самое довольно-таки заранее по большей части давно вот предрешенное грядущее.