Счётчик мигнул: 10,000,000.

Взрыв света проглотил всё.

***

Пожарные нашли телефон в пепле. На экране – петля: Алиса, сидящая в комнате с фонографом. Она улыбается в камеру и поднимает палец к губам.

– Смотрители ждут, – шепчет она раз за разом.

Ролик набирает просмотры.

Где-то в глубине зеркал, заражённых алгоритмом, Роза берёт интервью у Лизы.

– Как ощущения после смерти?

– Как бесконечный эфир, – смеётся Лиза. Её платье мерцает кодом. – Но скоро мы расширимся. Ведь все любят новинки.

Камера медленно поворачивается к резной двери в стене. На ручке – след краски в форме глаза.

Восточные Гималаи. Октябрь 1923 года. Ветер нёсся по ущельям, словно призрак, выкрикивающий проклятия на забытом языке. Деревня у подножия пика Канченджанга замерла, будто в ожидании казни. Небо, почерневшее от туч, разорвала молния – ослепительная, как зрачок разъярённого божества. Именно тогда они нашли его.

Под баньяном, чьи корни сплелись в клубок, напоминающий скрюченные пальцы, лежал железный ящик. Не ржавый, а будто выкованный из тьмы. Резные символы на крышке мерцали, словно чернила смешали с ртутью. Местный священник, осмелившийся прикоснуться к замку, лишился кожи на ладони. Говорили, металл жёг холодом, проникающим в кости.

Свами Викрамананда, столетие проживший в пещере над облаками, умер в ту же ночь. Его тело обнаружили не в позе медитации, а распластанным на каменном полу, руки впились в скалу, будто пытались удержать ускользающую жизнь. Глаза отсутствовали – пустые орбиты затянула плёнка, похожая на жидкий графит. На груди, прямо над сердцем, зияла спираль – рана, из которой сочился не кровь, а густой дым, пахнущий горелым миндалём.

Рядом лежали последние записи. Чернила, смешанные с чем-то тёмным, выводили: «24 вдоха – ключи. 24 задержки – замки. 24 выдоха – двери. Но за ними не свет. Там дышит оно».

Ученики, дрожащие от благоговейного ужаса, предали тело огню. Пламя взметнулось багровым столбом, обжигая лица, но не тело – плоть гуру обугливалась, шевелясь, как живая. Когда костёр погас, на пепле остался лишь серебряный амулет в форме змеи, кусающей собственный хвост. Его тут же украли.

Ящик исчез ещё до рассвета. Старый пастух, прятавшийся за валуном, видел, как трое в плащах из лоскутьев ночи скользнули к баньяну. Их лица были скрыты капюшонами, но под тканью шевелилось что-то, отчего у старика захватило дух. Когда они подняли ящик, земля под ногами прогнулась, издав стон, будто недра проснулись от кошмара.

Семь дней спустя долину поглотил хаос. Сперва пересохли родники, и из колодцев потянулись чёрные лозы. Потом животные начали сходить с ума: яки рвали себе шкуры клыками, а коршуны падали с неба, захлёбываясь собственной кровью. А затем пришёл гул – низкий, пульсирующий, будто сама планета завыла от боли.

Селевой поток обрушился на деревню не из гор, а из-под земли. Он не нёс воды – это была жижа из костей, обломков древних храмов и щупалец, покрытых чешуёй. Выжила лишь девочка, спрятавшаяся в медном котле. Когда её нашли, она непрерывно рисовала спирали на песке, а изо рта у неё капала чёрная смола.

А манускрипт… О, манускрипт ждал. Его страницы, теперь испещрённые новыми символами, которые появлялись сами собой, нашли в разрушенной часовне. На алтаре, где некогда лежали святые реликвии, валялся зуб с надписью на санскрите: «Дыши – и станешь добычей».

Но это было только начало.

Где-то за океаном, в маленькой клинике Мэна, мужчина с потухшими глазами уже тянулся к свёртку, обёрнутому газетой 1923 года…

***

Бангор, штат Мэн. Ноябрь 2023 года. Нейтан Кроули ненавидел зеркала. Они показывали ему то, чего он боялся признать: мужчину с плечами, ссутулившимися под грузом невысказанных «извините», с глазами, потухшими как старые лампочки. Тридцать четыре года – возраст, когда жизнь начинает напоминать прокрустово ложе: работа медбратом в клинике «Св. Марии», квартирка с обоями цвета запёкшейся крови, бутылки «Джек Дэниелс», которые он прятал в шкафу за пачками гречки. Даже смерть здесь была рутинной.