Первые дни так и было, ведь я почти всё время спала, отдыхая от перелётов, врачебных осмотров и постоянного внимания. Тогда мне просто некогда было думать о нависающих над головой бетонных перекрытиях и окружающих меня стенах из плотно сложенного кирпича. О душном замкнутом пространстве, так похожем на тесноту тоннеля под толщей земных пород.
Я не сразу распознала эту схожесть. Просто появилась вдруг неясная тревога, заставляющая меня вскидывать голову и озираться в поисках источника угрозы, о которой всё настойчивее шептало подсознание. Просто комната перестала быть уютной, и больше не защищала от внешнего мира, а угрожающе сжималась вокруг меня. Просто вся тяжесть потолка, ещё одного этажа сверху, и крыши надо всем этим, чувствовалась теперь постоянно, без возможности отвлечься, без шанса о ней забыть. По ночам, когда мне всё же удавалось заснуть, я металась в постели, как в ловушке, а резко открывая глаза в темноте, видела, что стены приблизились, потолок опустился, а окна стали меньше, постепенно отрезая меня от воздуха и простора снаружи.
Я старалась бороться с этой напастью в одиночку, потому что не хотела снова врачей, больниц и палат (на этот раз наверное мягких, поскольку теперь беда пришла уже за моей головой – ног ей, видимо, оказалось мало), но проблема только усугублялась. Днём слегка отпускало, тем более что я старалась большую часть времени находиться в саду или на открытой веранде, но вечером приходилось возвращаться в дом, в тиски замкнутого пространства, где из тёмных углов всё явственнее тянуло безжизненным запахом подземелья.
Предел моей стойкости наступил тогда, когда одной бессонной ночью, уже незадолго до рассвета, я отчётливо услышала за дверями комнаты приближающийся издалека гул, как будто коридор за ней был бесконечным тоннелем, из глубины которого за мной снова шёл Великий Червь. Застонав от ужаса, я скатилась с кровати, на локтях доползла до подоконника, непонятно как взобралась на него и, рискуя свалиться вниз, к подножью каштанов, высунулась наружу, под открытое небо, на воздух, на простор, туда, где жестокое божество рукотворных подземелий не имело власти… Так, на границе двух миров и провела остаток ночи, дрожа от утренней свежести, борясь с подступающим сном, прислушиваясь, прислушиваясь, прислушиваясь…
А следующей ночью, едва в кабинете отца погас свет, вывезла на своём кресле в сад коврик для занятия йогой, плед, подушку, и устроилась спать прямо там, у подножья старой яблони, на которую любила забираться в детстве. И спалось мне под этой яблоней тоже, как в детстве, сладко и крепко, несмотря даже на орды обрадованного нежданным пиршеством комарья.
Конечно же, утром у меня состоялся разговор с отцом, желающим знать почему его любезная дочь ночует под кустом, как бездомный щенок. Что-либо скрывать у меня больше не было сил, и после моей исповеди о приближающемся гуле из коридора и о сжимающихся в темноте стенах, в наш дом ожидаемо последовал визит именитого психотерапевта, которому не понадобилось много времени на постановку диагноза.
Острая клаустрофобия, инициированная посттравматическим расстройством.
Наверное это была полезная информация, вот только спать под крышей я всё равно не могла, а прописанное лечение не гарантировало результата. Отец крыл матом не то ни в чём не повинного психиатра, не то злодейку судьбу, но был вынужден мириться с тем, что теперь единственная дочь, выражаясь его же словами, как привокзальный бомж спит то в саду, то на веранде, то на крыше. И чтобы хоть чем-то скрасить эту неприглядную действительность, в каком-то пафосном магазине охотничьего снаряжения был срочно куплен брезентовый тент и спальный мешок на гагачьем пуху. В закромах дома нашлась раскладушка, мазь от комаров и портативный столик для ноутбука из тех, что удобно брать с собой в постель. По вечерам Татьяна тащила к моему походному лежбищу упакованные в фольгу горячие бутерброды и термос с чаем на случай внезапного ночного голода, а утром торжественно несла по росе свежесваренный кофе. Не стану врать, что такая жизнь мне не нравилась. Постепенно я окончательно переехала в сад, возвращаясь в дом лишь для того, чтобы взять там что-то из вещей и наскоро помыться. Могла даже задержаться на обед, днём это было терпимо. Во время дождей выручала веранда, а ночная зябкость и рассветная сырость были бессильны перед моим новым спальным мешком и горячим чаем из термоса. И лишь одно тревожило меня тем чаще, чем ближе становилась осень. Осень с её затяжными дождями и ночными заморозками. Долго ли я выдержу всё это под открытым небом? А что буду делать, когда выпадет снег?