Яна была изящная тонкокостная брюнетка с круглым улыбчивым лицом, на котором уютно расположились смешливые светлые глаза, аккуратный, даже крошечный, носик и полные губы. Мара тоже была худой, но угловатой, а Яна – плавной.

Успешный творческий конкурс (первый тур – привезённые публикации, второй – сочинение) они (Мара получила оценку пять с припиской «настоятельно рекомендована», и надо же было просрать удачу на экзаменах!) отметили в общаге.

Бутылка сухого – заявилась ещё пара абитуриенток из соседней комнаты. Ни о чём. Они были веселы просто так, без вина. У Мары был подаренный на окончание школы кассетник. Они с Яной залезли на стол танцевать.

– Джонни, оу, е! – подхлёстывала их Джилла из колонок.

Златовласка Катька смеялась, закрывала лицо руками, строгая Эля сидела в углу с отсутствующим видом.

– Ой, девочки! – вскрикнула Катька, показывая за окно.

Напротив, в доме на балконе второго этажа, вровень с их окном, стояли и семафорили им двое мужчин. Яна с Марой переглянулись, их танцевальные движения стали более вызывающими. Хотелось посмеяться над олдами – по виду, тем было не меньше тридцатника. Бретелька сарафана соскользнула с Мариного загорелого плеча.

– Ушли, – прокомментировала Катька. Девчонки издали победоносный клич. Противник был изгнан.

Композиция, поставленная по второму кругу, ещё не закончилась, как раздался стук в дверь.

Они спрыгнули со стола – вдруг, коменда или побеспокоенные шумом старшекурсники.

На пороге стояли те двое из дома напротив.

– Что-то празднуете? – спросил один и выставил вперёд руки с зажатыми за серебряные горлышки бутылками шампанского. Наверное, держали дома стратегический запас.

Девочки смутились. Выходка представлялась безнаказанной, пока их разделяли оконное стекло и улица. Но теперь мужчины, взрослые, стояли нос к носу. Как держаться с ними, девочки не знали.

Эля уже умирала в своём углу. Катька смотрела распахнутыми кукольными глазами, застыв у окна.

– Может, к нам? – оценив обстановку, позвали визитёры. – У нас мастерская, посмотрите на самоцветы.

Спустя несколько лет, когда Яна уже закончила Универ и подрабатывала написанием буклетов ювелирному дому, выяснилось, что мужики не врали. Они действительно были художниками, ювелирами. Как могло бы всё повернуться!

Сожалела ли Яна, пребывавшая в состоянии развода с толком нигде не работавшим Ростиком, тем самым старшекурсником с физфака, который выгнал непрошенных гостей?

Ростик, куривший на лестнице (комната девочек была напротив), ввалился тогда в комнату с другом, они предложили мужикам «выйти» и о чём-то тёрли в коридоре. Вернулись с видом победителей. Жили они этажом выше, как оказалось, в той самой комнате, куда приглашала стрелочка написанного крупными буками объявления: «Девушек, не прошедших дефлорацию, ждут в триста пятнадцатой».

Смешно, но они с Яной не знали этого слова и навели справки у девушек постарше.

Выходило, что Мару уже не ждут. Но они очутились в этой комнате обе.

– А провалилась-то ты опять почему? – спросила Таха. – Всё ж так клёво складывалось?

Мара запнулась – рассказать или не рассказать. То, что с ней произошло в начале лета и о чём они с Тахой уже поревели (и подружка перестала обижаться на Мару, что долго не было писем – поняла, почему), в их городке случалось часто. В их кругу, конечно, событие из ряда вон. Но в подвальном этаже городского сообщества многие так входили во взрослую жизнь. В конце концов, почти все их знакомые уже спали с парнями, вопрос был только в добровольности – по согласию или по принуждению. А вот подставлять руку под иглу… Из Тахиных знакомых так никто не делал, даже траву безобидную не курили. Да что там, водились и такие, кто не пригубил шампанского на выпускном.