По правде говоря, мне было плевать на свой внешний вид, я всего лишь опасалась замерзнуть. Если в жилой комнате такой холод, то что тогда говорить о коридорах? Но мой аргумент неожиданно оказал на дамочку самое благотворное влияние. В ее глазах появилось понимание. И нечто, напоминающее облегчение, заставившее меня мгновенно напрячься. Мадам думает, что пока я буду переодеваться, она успеет что-то спрятать? Ну, придется ее разочаровать.

Едва раздался негромкий звук аккуратно прикрытой двери, как я вскочила, будто ошпаренная:

— Пеги, быстро! Дай мне халат, и побежали за ней!

У компаньонки округлились от ужаса глаза:

— Кара! Как можно приличной леди покинуть комнату в таком непотребном виде?..

— Я не приличная леди, — торопливо перебила ее, — я аферистка! А если сейчас замешкаемся, то стану еще и каторжанкой. Или как у вас наказывают за то, что вы с прежней Карой натворили? Эта мадам попросту подчистит все следы своего преступления и свалит вину на нас с тобой! Хочешь?

Пеги отчаянно замотала головой. Даже на глазах слезы выступили. Но все же, выбегая из-за ширмы в комнату, жалобно проскулила:

— Но как же так, Кара? А приличия?..

— Не до приличий сейчас, — оборвала ее сердито, торопливо идя следом. — Нужно распутывать то, во что вляпались. Так что все, что можно переложить на чужие плечи, сейчас на руку, и его не стоит упускать. Плюс, мой несчастный и встрепанный вид, и скорость, с которой я прибегу на место преступления, добавят мне очков в глазах проверяющих…

Я запнулась, поперхнувшись концовкой фразы, потому что перед носом возникло нечто, напоминающее помесь плащ-палатки, пальто и домашнего халата. Невнятного темного цвета, необъятное, зато со стеганным широким воротником.

— Вот, — выдохнула, держа это чудо портняжьего искусства на вытянутых руках, Пеги. — Надевай! Потом вот этот чепец и вот эти ботиночки, — едва я просунула руки в рукава предложенного одеяния, передо мной на пол шлепнулись неуклюжие и довольно поношенные боты. А когда я замоталась в одежку и туго затянула на талии поясок, в меня полетел очередной чепец, мало чем отличавшийся от того, что был у меня на голове. Это я поняла, едва стянула с себя уже поношенный головной убор.

В чем прикол смены шила на мыло, я не поняла. И разбираться было некогда. Наведя минимальный приличный вид, я выдернула из рук Пеги расческу, швырнула ту на стол, а Пеги подтолкнула к двери со словами:

— Некогда! Потом будем прически делать! Сейчас бежим на место преступления! И побыстрей!

Забег по коридорам и лестницам бывшего родового гнезда графов Ферренд мне запомнился настолько плохим освещением, что пару раз я, даже задрав юбки по колено, едва не свернула себе шею повторно. Светильников на стенах было ужасающе мало, а те, что имелись, горели не ярче светлячка. Сделаешь пару шагов в сторону, и уже тебя окружает темнота. Так что я по-настоящему перевела дух, когда Пеги остановилась и уже степенно шагнула в сторону распахнутой настежь двери, из-за которой доносился шорох, словно там стая мышей резвилась.

То, что мы прибыли очень вовремя, по-моему, поняла даже она. Слишком уж красноречиво отшатнулись от ящиков стоящих по правую руку от входа шкафов мадам, которая недавно побывала у меня в спальне, и дородная краснощекая бабища в темно-бордовом, с кокетливыми белыми рюшами вокруг могучего декольте платье. С прорехой подмышкой, из которой торчали почему-то белые нитки.

Кастеляншу при виде меня слегка перекосило. У бабищи воровато забегали глазки. Но вот кто меня удивил по-настоящему, так это Пеги. Моя компаньонка вдруг приосанилась и звонким, жестким голосом на всю кухню поинтересовалась: