Он улыбнулся и даже, как мне показалось, слегка подмигнул. Незаметно для всех! Но во мне к тому времени было три почти целых бокала вина, так что судить не берусь.
В любом случае, Лёля, спеша указать ему место, заказала для нас две самбуки. Для тех, кто не в курсе, самбука – это не просто коктейль. Это целый ритуал! Ещё круче текилы. Там ты пьёшь, лижешь соль и кусаешь. А здесь: поджигаешь, пьёшь залпом и дышишь парами спиртного. И всё это быстро, пока организм не остыл.
– Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя! – пропела мне на ухо Лёля, достигнув кондиции.
– Сама ты дряхлая! – я заглянула в её декольте, где утопала подвеска.
Вторая по счёту самбука погнала меня на танцпол. А вот третья лишила веселья, ускорив приток пьяных слёз.
Я достала из сумки смартфон. Настрочила по памяти:
«Мня т рудно найти и легко пот ерть ! Ты п терял свойо щасте.. любимый!».
В ответ моментально пришло:
«Ткачёва, ты пьяная?».
«Это ты пяный!», – ответила я. И, оскорблённая этим огульным обвинением, заказала себе «Секс на пляже».
Дальше мой мозг отключился, и потому всё, что было, запомнил частями…
Вспышки софитов, и я зажигаю под песню Лолиты. Во весь голос пою «Одиночество – сука!». Что-то про руку и сердце…
Вспомнив Савушкин взгляд, начинаю рыдать.
Обнаружив себя на плече у мужчины, вопрошаю:
– Вы кто?
… Я и Лёля с обеих сторон держим волосы Киры, пока та блюёт.
– Не умеешь, не пей! – поучает подруга.
А я представляю, что будет, когда мать увидит Кирюху такой…
Потом был медляк по чьему-то заказу. И я танцевала! Не могу вспомнить, с кем.
Пила, ела роллы, смеялась, опять танцевала, и снова пила.
К ресторану стекались мужчины. Как медведи на нерест лосося. Толпа развесёленьких пьяненьких баб. Только лови!
Кажется, Савушкин был среди них? Или мне показалось…
Помню точно, что мне было весело, вкусно. Хотелось ещё!
Помню песню Гагариной, о том, что спектакль окончен и свет погас. Он, и правда, погас слишком резко! У меня не хватило сил выйти на бис. Я уснула…
И долго ещё отзывалась в ушах эта слишком правдивая фраза:
– Скоро зазвучит эхо нового дня, начинай его без меня.
Не буди меня, освободи меня…
Глава 4
Ещё до того, как открыть глаза, я понимаю, что голая. Сосок упирается в руку, а рука утопает в пуховой подушке. О, Боже мой! Где я? Только пусть это будет не чья-то постель.
Помню, вчера, я знакомилась с кем-то. И даже дала телефон… подержать. Вроде некто вбил свой в мою записную. На этом и всё? Или…
Босой ступнёй, медленно, чтобы не разбудить лежащего рядом со мной, я веду по кровати. Всё дальше и дальше… Пока нога не упирается во что-то твёрдое. Это стена? Осторожно открыв правый глаз, вижу клетку. И Кешу.
Он будто ждал моего пробуждения. И тут же приветствует. Но вместо «Доброе утро», которому Ромик не смог его выучить, произносит знакомое:
– Ррома хоррроший! Крррасавчик!
Я бы поспорила, но не сейчас. Сейчас я лишь рада тому, что проснулась в любимой постельке. И никого рядом нет, кроме болтливого какаду.
Дверь открывается. Видимо, мама давно караулила, стоя снаружи. Ждала, пока Иннокентий подаст ей сигнал.
– Вот она! Проснулась, спящая красавица! – произносит начальственным тоном.
Я забыла сказать. Моя мама – начальник. Она финансист, только в смежном отделе. А я бухгалтер – в другом. В какой-то степени это подвигло меня к переезду. Встречаться в пределах работы, ещё и жить вместе – это уже перебор.
– Мам, не кричи, – мой мучительный стон, равнодушно воспринятый ею, остаётся витать.
Мама усиленно машет перед собой полотенцем. Ставит на тумбочку полный стакан. И подходит к окну.
– Посмотри, на кого ты похожа! – створка окна открывается, мартовский воздух врывается внутрь, – Если будешь вести себя так, то уж лучше съезжай! Я не в том возрасте, чтобы терпеть выкрутасы.