25 июня 42.

Галя плачет по каждому поводу и без повода. Уронила хлеб с маслом – плачет. Оступилась – упасть не упала, только оступилась – плачет. Не сразу ответили ей на вопрос – в слезы. Обидчива. Зина сказала ей:

– Осторожнее, Галочка, не замажь мне платье своим пирожком.

Галя пулей вылетела из комнаты и, очутившись у себя, расплакалась.

Нетерпелива. Начала обводить чернилами письмо к папе Шуре[10]. Обвела полторы строчки и капризным тоном:

– Не хочу больше, устала.

К сестричке относится хорошо, с нежностью. Только вчера вечером, выведенная из терпения беспрерывным Сашиным криком, сказала полушутя:

– Оставь-ка эту плаксу, умой меня и уложи спать.


16 июня Саша весила 3.800.

Воспитывают ее плохо: по ночам носят на руках, днем – укачивают.


4 августа 42.

Саша примерно с двух с половиной месяцев спит по ночам. Уснет в 11, просыпается в 6 утра. Перед сном получает разведенный мел – на кончике ножа в ложке теплой воды.


Вскоре после рождения Сашеньки Галя переселилась с Паркентской к нам, в свою новую семью. Здесь ее воспитывают по новой методе. Сущность этой методы заключается в системе замечаний, главную роль в которых играет отрицательная частица «не».

Звучит это примерно так:

– Галя, не садись на постель.

– Галя, не трогай Сашу грязными руками.

– Галя, не кричи, Галя, не капризничай и т. д.

Все справедливо, но, вероятно, утомительно. Иногда вдруг все эти замечания приобретают форму вопросительную. Тогда получается следующее:

– Галя, зачем ты садишься на постель?

– Галя, зачем ты трогаешь Сашу грязными руками, зачем кричишь, зачем капризничаешь?

При ближайшем рассмотрении, вместо довольно покладистой и послушной девочки Галя оказалась упрямицей и скандалисткой.

– Вымой руки!

– Не хочу! – следует угрюмый ответ.

– Не садись на кровать!

– А я хочу! – отвечает девица, правда, несколько нерешительно.

В первое время разговаривала одними повелительными предложениями. Ни к кому не обращаясь, забыв о «пожалуйста», заявляла:

– Воды! или: – Пить! или: – С луком! Без лука! Яб-локо!

Теперь эта безапелляционная форма исчезла, но остались другие, сходные: «Все равно не буду!», «Хочу!» или, напротив того: – «Не хочу!»

За обедом происходят отвратительные сцены, безобразная торговля:

– Дай яблоко, тогда буду есть лапшу.

или:

– Супу все равно есть не стану!

или:

– Убери морковку! Пенку! Помидоры!

Больные нервы? Избалованность? Плохой характер? И то, и другое, и третье?

* * *

– Ты мыла руки мылом?

– Да.

Иду к умывальнику, убеждаюсь, что мыла ей не достать.

– Зачем сказала неправду?

– Я пошутила.

* * *

– Галя, если так будешь себя вести, перестану тебя любить.

Галя, мстительно:

– А я все равно буду тебя любить.

* * *

– Мама, кого ты больше любишь – меня или Сашеньку?

– Мама, с кем тебе интереснее – со мной или с Сашенькой?

* * *

– Люблю больше всех маму, а жалею больше всех Сашеньку.

* * *

Всякие нотации и прочувствованные разговоры выслушивает с равнодушным, отсутствующим выражением лица. После выговора может немедленно спросить:

– А ты дашь мне пряник?

Весьма обидно, написав сотню статей о воспитании ребят, споткнуться на собственном младенце.

* * *

Увидела, как Шура, лаская Сашу, поцеловал ее в ухо. Когда Шура ушел, сказала мне:

– Мам, поцелуй меня в ухо.


5 августа 42.

Растрогать ее нелегко:

– Галя, я очень устала и проголодалась. Пойду поем, а ты побудь с Сашенькой.

– Ну-у-у… Лучше я посижу в тупичке на скамеечке.

Но сама часто подходит к Саше, с нежностью трогает ручки, ножки, целует, разговаривает, а иногда, укачивая, тонким голосом поет колыбельную:

– Придет серенький волчок, тебя схватит за бочок……чем и будит по утрам Шуру…