По приглашению Вальки Галя была у него в гостях, где произошел следующий знаменательный разговор:

– Он меня спрашивает – вы богато живете? А я ему:

– Ну, во время войны кто ж богато живет?

Гале запрещено ходить к Вальке. Но она, кажется, не очень-то намерена выполнять приказание.

Много врет. Это – самое отвратительное.

* * *

– Галя, убери, пожалуйста, на место мой зубной порошок.

– Стану я убирать – ведь не я принесла его сюда?

Посылаю ей самый страшный, какой только могу изобразить, взгляд. Она уносит зубной порошок, возвращается и принимается философствовать:

– Ты говоришь – надо за собой убирать. Но ведь не я принесла сюда порошок, а ты – значит, ты и должна убрать.

– Ведь не я, а ты пачкаешь свое платье, а стираю-то все-таки я? Ведь это ты, а не я хочешь есть, а готовлю еду тебе я?

– Это потому, что я маленькая.

* * *

Гале запрещено выходить в тупик, пока не станет слушаться сразу, без длинных рассуждений и бесконечных «А почему?»:

– Галя, убери локти со стола!

– А зачем?

– Галя, не лезь под кровать.

– А почему?

– Галя, помой руки.

– А зачем? – И это во всех случаях, в ответ на самое пустяковое приказание, просьбу.

* * *

Галя, целуя Сашеньку:

– Сашенька, маленькая, какая ты трогательная!

– Галя, а что такое трогательная?

Смутилась, улыбнулась:

– Не знаю… Это, наверное, вот что: Саша спит, но если стукнуть дверью, или закричать, она вздрагивает, трогается.

* * *

– Мама, Лика меня стукнула!

– Ты сама ее ударила…

В глазах слезы: – Ты меня совсем не жалеешь. Одну только Сашку жалеешь, а больше никого.


20 августа 42.

Галя оказалась совсем не такой бесчувственной. Сегодня она с моей помощью извинилась перед Шурой («Шура, Галя хочет извиниться перед тобой». Длинная неловкая пауза. Галя, улыбаясь, несколько бессмысленно: «Я больше не буду»). И сразу потеплела, отогрелась: по дороге на Пастеровскую станцию молча поцеловала мою руку, потом тревожно спросила:

– И спать со мной будешь, да?

Вечером, после прихода Шуры, сказала задумчиво:

– Почему же так получается – я перед Шурой извинилась, а он со мной все-таки не разговаривает?

– Ну, как же – он пришел, поздоровался с тобой.

– Да. Поздоровался и сказал мне пять слов. Я вошла в комнату за марлей, а он спрашивает: – Ты зачем пришла? Я говорю: за марлей – мама велела. А он говорит: ну, правильно. Пять слов выходит – «ты зачем пришла» и «ну, правильно».

* * *

Запрещение ходить в тупик сначала ужасно взбесило Галю («Все равно пойду» и пр.), а теперь покорилась и не ропщет больше.


22 августа 42.

– Что-то я не вижу, чтобы Шура со мной разговаривал…


24 августа 42.

Спи, младенец, закрой глазки,
Я – твой папа, Шура Раскин…
Всё кидали на младенца:
И штаны, и полотенце…

(Сашу укрывают на ночь тонким байковым одеялом, штанами от пижамы и мохнатым полотенцем).

* * *

Шуру Галя иногда называет теперь «Сашин папа…» (в его отсутствие).


31 августа 42.

Никак не могу понять – у Гали подлая душа, что ли, или просто она маленькая девочка и мало чего понимает? Приподнялась на цыпочках и взяла с окна у хозяйки сушеные арбузные семечки. За что и была впервые отлуплена.


10 сентября 42.

Буду считать установленным: никакая не подлая, а просто маленькая.

(Маленькая и несчастная. Как же я этого не понимала? 1 декабря 1955 г.)

23 сентября 42. Ташкент.

Шкловский о Брике сказал: – «Брик такой человек – если ему отрезать ногу, он будет говорить, что так именно и надо».

Этой же страстью утверждать, будто все к лучшему, обуреваема и Галя. Сидим. Читаем. Она машинально теребит подол моего платья и разрывает его по шву.

– Ты что же это наделала?

Галя, не растерявшись, не задумываясь:

– Так даже красивее.