– А, все равно, – пробормотал он, – если бы я тебя с ним не познакомил, он бы сам тебя нашел. Ведь не я ему нужен, а ты… Только с тех пор как я с Сильвером поговорил, Гаргарот все названивает мне домой, прикинь? А я ему домашнего не оставлял. С мамой моей говорил… Мол, у нас кружок… – Череп хихикнул, – … по интересам!
– Иди домой, Череп. И вообще… забудь. Играй свое панк-говно. Мне не до тебя теперь.
Вадим с силой потянул дверь на себя – Череп еле успел выдернуть пальцы. Постоял в полутемном коридоре, испытывая сложную смесь эмоций – было ему и жалко Черепа, который явно спятил или обкушался чего-то, но всяко был слабым, никчемным и, соответственно – ненужным человечком. И в то же время ему хотелось снова распахнуть дверь, догнать приятеля, ухватиться за его патлы и приложить его хорошенько о стену да так, чтобы что-то хрустнуло, сломалось в его немытой башке. Вот только сама мысль о том, что придется прикасаться к сальным волосам, вызвала сильную гадливость. Нет, пусть идет в жопу. Алкаш, бомж вонючий!
– Это не кошек к крестам прибивать! – донеслось из-за двери. Череп еще что-то кричал, захлёбываясь, сбивчиво, но Вадим повернулся спиной и побрел в ванную комнату – нужно было отмыть руки от… всей этой мерзости.
Осень пришла неожиданно, принеся с собой дожди и долгожданную прохладу. Вадим больше не виделся с Черепом, даже и не звонил ему ни разу. И не испытывал по этому поводу ни малейшего сожаления. Теперь он проводил с Кольцовым все свободное время, ни разу даже не посетив институт с начала семестра. А и пусть отчисляют! Все это пустое и никчемное по сравнению с той силой, что исходила от старика.
Как-то поздним вечером они сидели на скамейке в темном запущенном парке, более походившем на лес. Кольцов неожиданно достал из кармана пачку сигарет, и задумчиво посмотрев на нее, открыл, понюхал зачем-то и протянул Вадиму.
– Я же не курю, Юрий Владимирович… – его брови взметнулись вверх от неожиданности, – а вы разве…
– Я тоже, как правило, не курю, Вадик, – Кольцов улыбнулся, – но тут, видишь, какой коленкор. Иногда нужно. Он извлек из пачки сигарету, вставил ее в рот, побил себя по карманам и хлопнул себя по колену.
– Вот шляпа! Спички забыл! Слушай, старик, а может быть, ты попросишь у кого подкурить?
Все происходящее казалось Вадиму каким-то бредом. Он уставился на Кольцова, но тот, судя по всему, не шутил. Старик смотрел на него спокойно, без улыбки. Зачем он это делает?
– Ну ладно, хорошо… – он взял сигарету и вышел на совершенно пустую и темную аллею. Огляделся, не увидел никого и пошел было назад, но вспомнив про взгляд Кольцова, остановился. «Нет, определенно, старый хрыч хочет, чтобы он эту сигарету подкурил. Стало быть, для него это важно… Ну и хер с ним, сделаем!» Он быстро пошел вперед. Кругом черными неподвижными стражами стояли деревья.
Метрах в тридцати, под неработающим фонарем вросла в землю очередная скамья. На ней сидели двое – тени, а не люди. Сидели абсолютно неподвижно, молча. Вадим подошел поближе и увидел, что во рту того, что ближе к нему, едва курилась зажженная сигарета.
Оказавшись у скамьи, он улыбнулся и тотчас же осёкся, понимая, что в такой темноте улыбку могут и не разглядеть.
– Вечер добрый, уважаемые!
Двое не ответили. Стоя прямо перед ними, Вадим понял, что оба пьяны. На том, что с сигаретой, была нахлобучена кепка. Его приятель был лысым, массивным. Он чем-то напоминал медведя, замершего перед нападением.
– Я говорю, можно подкурить?
– Ну можно, разумеется, – сонно произнес медведь. Он порылся в карманах, достал зажигалку. Вадим протянул руку, но медведь отвел свою в сторону: