Распахнул ее и натолкнулся на взгляд матери. Глаза у нее были странные, поплывшие.

– Возьми трубку, Вадик, – пробормотала она и принялась пятиться по – рачьи.

Он протиснулся мимо и, подойдя к журнальному столику, испытал сильное желание вернуться в свою комнату и лечь спать. Телефон лежал в ворохе старых газет и выглядел… опасным, как притаившийся в кустах волк.

– Алло.

Поначалу ему показалось, что там, на другом конце провода, кто-то старательно надувает воздушный шарик.

– Говорите, кто?

– Вадинька… – женский знакомый голос. Секунды хватило, чтобы понять, что это мать Черепа, как ее… Лидия что-то там.

Во рту стало вязко, как после новокаина.

– Слушаю…

– Вадинька, это мама Виталика… Это Лидия… Михайловна («Ну да, разумеется, Михайловна, как он вообще мог забыть?»), тетя Лида… – почему-то именно это совершенно неуместное «Тетя Лида» заставило его испугаться всерьез.

– Что-то… нужно вам? – невпопад спросил он.

– Да… это… С Виталиком беда, – выпалила женщина и расплакалась, скорее, завыла прямо в трубку.

Странно, но в ту же секунду онемение, распространявшееся во рту, равно как и страх, принялись отступать.

– Что с Виталиком… – он помедлил и добавил: – тетя… Лида?

Рыдания и вой на другом конце трубки превратились в какое-то жидкое бульканье.

– Я не понимаю… Что вы говорите там? – теперь страх прошел полностью, уступив место раздражению.

– Виталик… упал… – Упааал… – женщина снова принялась выть.

– Куда упал? – теперь Вадиму хотелось повесить трубку и вернуться в постель. Вой действовал ему на нервы.

– С балкона упал! – взвизгнула женщина, и словно плотину прорвало, – разбился он! Прыгнул! Насмерть! Сыночек мой… Я думала, тебе нужно… Вы же друзья были…

Вадим отнял трубку от уха и озадаченно посмотрел на нее. Трубка как трубка, ничего особенного. Он осторожно положил ее на рычаг и присел рядом на низкую шаткую табуретку.

Стало быть, вот оно как…

– Вадик… – он поднял голову. Мать стояла в двух шагах, бессильно привалившись к стене, по – бабьи поднеся одну руку ко рту.

– Ты в порядке, сынок?

– Спать хочу, – буркнул он и встал с табуретки.

Телефон зазвонил снова – и внезапно страх вернулся, перерос в ужас. Он уставился на аппарат, пытаясь заставить его замолчать, но тот звонил, звонил, захлебываясь.

– Ты… не хочешь брать трубку, да? – пропищала мать из-за спины.

«Да, я не хочу брать трубку, ты – старая тупая овца! Не хочу притрагиваться к этому сраному телефону, потому что мне насрать на Черепа и на его мамашу, и на всю их рабоче-крестьянскую семейку, но я боюсь, боюсь, и сам не знаю чего!» – ему хотелось повернуться и заорать прямо в лицо матери, но вместо этого он протянул руку и осторожно поднял трубку. Поднес ее к уху, ожидая услышать уже знакомое захлебывающееся бульканье Лидии, как ее там, Михалны, но подсознательно будучи уверенным в том, что это не она, о, нет, милые мои, не она это, но ее сын, еле шевелящий разбитыми губами. Звонит из морга… Ведь даже мертвецам полагается один прощальный звонок, верно? Звонит, чтобы закончить начатый на лестничной площадке разговор…

– Доброе утро, Вадим. Не разбудил?

Это был Кольцов.

Страх мгновенно перерос в панику, и он понял, что боится этого нестарого старика, боится его больше всего. Нужно было бросить трубку и никогда больше не отвечать ни на какие звонки. Уехать из города, если нужно…

Он потряс головой, удивляясь сам себе. Какая-то чушь.

– Да, Юрий Владимирович!

– То бишь, разбудил? – Кольцов звучал весело, даже игриво.

– Нет… то есть… не совсем. Меня уже до вас разбудили.

– Ну да, ну да… Бедный Виталик, правда? Такой молодой… столько всего впереди… Мои соболезнования, Вадик.