– Во, на выпить-закусить заработал!
Снова на всеобщее обозрение появился бумажник. Спрятав деньги, Николай положил его в левый карман брюк, оборудованный, как мы помним, крючками.
Сзади Кузьмин забрякал в бубен, и Бобик в медвежьей шкуре закружился на задних лапах. Народ, вытягивая шеи, повернулся туда…
Ширмач-ветеран* Палец, изображающий профессора филологии (костюм тройка, итальянский элегантный галстук, мягкая шляпа, финский плащ, бородка и усы а-la Владимир Ильич, очки) работал сегодня без коренного**. Не пропускать же такой фартовый день, воскресенье, из-за того, что Фитиль, скотина, ушел в запой! Поэтому все четыре уловленных за утро лопатника приходилось таскать на себе. Сбросить их среди арбатской толпы не было никакой возможности, а уходить не хотелось.
*ширмач – карманник, жаргон
**коренной – помощник карманника, которому передают украденный кошелёк.
«Сейчас ещё один отработаю – и на обед!» – решил Палец, – «Вон того!»
Лоха он высмотрел давно. Плащ расстёгнут, взгляд рассеянный, башкой крутит бесперечь. Явно иногородний! Понаблюдал за ним несколько минут прицельно. Ага, к напёрсточнику пошёл! Ну-ка, ну-ка… О, лопатник-то у него вполне достойный! … Левый карман… Отлично! Палец мог работать одинаково виртуозно и правой, и левой рукой. Придвинулся вплотную, толкнул легонько плечом. Лох с детской улыбкой на роже пялился на цыгана с медведем и ничего не чувствовал.
«Странный какой-то цыган» – подумал Палец, разогревая длинные нервные пальцы, – «Раньше его тут не было… И медведь у него какой-то неправильный…»
Указательный и средний пальцы правой руки скользнули в карман жертвы. Лопатник! Вот он, родимый! Толстенький! Осторожно потянул наружу… Ай!!! Ёпэрэсэтэ!!! Что-то острое впилось в пальцы и не пускало! Забыв об осторожности, рванулся, но освободить руку не удалось. И в этот момент лох ловко защёлкнул на запястье наручники. Второй браслет застегнул на своей левой руке.
– Вы задержаны, гражданин, за попытку совершения кражи!
– Какая ещё кража! – завопил Палец, – Меня толкнули! Я и схватился за вас нечаянно!
Бесполезно. Давешний цыган, перестав стучать в бубен, взмахнул красной книжечкой и взял ширмача под свободный локоть:
– Старший лейтенант Кузьмин. Пройдёмте, гражданин.
В отделении доктор освободил руку от трёх впившихся крючков и смазал ранки йодом. Пальца обыскали.
– Почему у вас четыре бумажника?
– Я их нашёл! – буркнул Палец, с тоской осознавая, что стоит на пороге нового срока.
Личность легко установили по найденному паспорту: Зульков Павел Егорович, 1952 года рождения, прописан в Малоярославце. Позже выяснилось, что за плечами у гражданина Зулькова три судимости – все за карманные кражи.
– Запрещённый приём применил, товарищ Большой, – покачал седоватой головой Гогорь, – Адвокат, знаешь ли, может придраться: дескать, и впрямь, человека толкнули, а он случайно рукой в карман попал, а там крючки… Типа, провокация!
– Какие крючки, товарищ полковник? – сделал невинные глаза Николай, – Не было никаких крючков! Просто я почувствовал, что ко мне в карман кто-то лезет, и схватил этого кого-то за руку!
– А как же раны на пальчике?
– А это у меня ногти не стрижены были! Отбрешемся, короче.
За эту операцию офицеры Большой и Кузьмин получили премию в размере месячного оклада, а Бобик – килограмм бычьей печёнки.
Дома Николай опять разжёг камин и долго, приведя себя в состояние транса, смотрел на огонь, стараясь ни о чём не думать.
В ту ночь ему приснился человек, бредущий по нескончаемому пляжу, вернее, по пустыне.
Глава третья
Бесконечная пустыня серовато-желтого песка струилась под ветром, постепенно меняя форму своих барханов. Наползая на скалы, торчащие зубами исполинского дракона, песок с тихим шипением накатывал горбик, а затем, раздваиваясь, как змеиный язык, обходил препятствие и шуршал дальше, дальше… чтобы на горизонте слиться с пыльно-голубым небом. В никуда, короче. Клубки перекати-поля лениво кочевали, бездумно меняя направление своего бесконечного пути, терпеливо ожидая момента, когда можно будет укорениться во влажной от дождя почве и прорасти. Может, для этого придется пересечь пустыню не раз и не два, кружиться в бесконечном хаосе ветра год, а то и десять – им было все равно. Дождь в пустыне – явление редкое.