А два дня назад, на закате, на караван напали разбойники-берберы. Их было много, человек сорок. Охрана же каравана насчитывала всего декурию**** стражников.

****декурия – отделение, десять бойцов, латынь

Купцы, способные держать оружие, тоже приготовились отбиваться, но кочевники просто расстреляли всех стражников из луков. Купцы побросали мечи и сдались. Никто, кроме Малака, не спасся. Он, сообразив, что сопротивление бесполезно, сразу зарылся в песок с головой, и его не нашли. Целый час он задыхался в раскалённой могиле, чутко прислушиваясь, чтобы уловить момент, когда берберы уйдут.

Выбравшись из песка и убедившись, что он один, Малак нашёл своего убитого осла, а на нём – бурдюк с водой. Перец исчез. Возблагодарив Баала за оказанную милость, он решил переночевать, а утром продолжить путь пешком. Восемь ассариев* в поясе, небольшой нож, кусок ослиного мяса, завернутого в лоскут шкуры, а также кресало с кремнем и трутом было всем его имуществом. Недостаточно на оставшиеся десять дней пути. А воды и вовсе мало: дня на два. Ну, три, если сильно экономить. Малак не знал, будет ли по пути колодец, но надеялся, что ночью Баал пошлёт ему откровение. Он умел, сосредоточившись, увидеть во сне то, что хотел, хотя частенько в виде загадки.

*ассарий – мелкая медная монета, 1/64 динария

Однако в ту ночь поспать не удалось. Гиены, привлечённые запахом крови, пришли уже с наступлением темноты и всю ночь ссорились из-за лучших кусков. Собрав несколько камней, Малак соорудил подобие жертвенника. Собрав несколько стволиков каких-то кустов и коряг, выброшенных на берег морскими волнами, возжёг на нём огонь и принёс в жертву ослиную голову. Затем принялся молиться, прося Баала укрепить его дух и тело, дабы завершить свою миссию. Огонь отпугивал падальщиков, но пришлось поддерживать его до самого рассвета.

День перевалил за полдень. В глазах двоилось, сердце колотилось. Казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Малак сбросил одежду и вошёл в море по грудь, чтобы освежиться. Погрузился с головой. Стало немного легче, сердце успокоилось. Не удержавшись, сделал несколько глотков горько-солёной воды, но его тут же вырвало. Однако на рвоту сразу же набросились рыбы! Одну, небольшую, в локоть длиной, удалось выбросить на берег. Малак съел её сырой и долго сосал голову. И голод, и жажда несколько отступили, и он продолжил путь.

Внезапно из-за высокого бархана шагах в трёхстах появилось полдюжины всадников-берберов. Увидев Малака, они заулюлюкали и не спеша принялись окружать. Отчаяние затопило беднягу.

«Это конец… Взять у меня нечего, значит, продадут в рабство! Оружия нет, только нож, а у них луки, мечи и арканы. И убежать некуда! Разве что в море?»

Он бросился к морю. Плавал Малак отлично.

«Отплыть локтей на триста! В воде не достанут даже стрелой!»

Но ноги слушались плохо, да и бежать по рыхлому песку было тяжело. Всадники ускорились, перейдя на рысь. Просвистел аркан, и жёсткая петля обвилась вокруг шеи. Малак остановился, но не упал. Двое всадник спешились и, улыбаясь, подошли вплотную к безоружной добыче, не подозревая ничего плохого. Пленник неуловимым движением ударил того, что слева, ребром ладони по горлу. Тот упал замертво. Сделав шаг навстречу второму, финикиец нанёс удар кулаком в сердце. Глаза ушибленного мгновенно потускнели, и жизнь покинула тело. Но свистнули ещё три аркана…

Связав добычу по рукам и ногам, четверо пленителей долго галдели на своём языке, размахивая руками. Затем один из них шепеляво спросил на лингва-франка побережья, ломаной латыни с вкраплениями греческих слов: