И тут я услышал мужской смех. Кто бы ни был его обладателем, он издевался надо мной. Я не выдержал и начал вытаскивать тарелки, чашки и прочую посуду одну за другой из всех шкафов. Смех усилился, достигнув апогея. Нарочито глумливый, он отражался эхом внутри моей черепной коробки. Мне казалось, что еще чуть-чуть, и я сойду с ума. Тарелки разлетались по полу кухни, разбиваясь и превращаясь в фарфоровую крошку. «Ибо прах ты и в прах возвратишься…» – услышал я снова тот же голос.

Я стоял перед пустыми шкафами с раззявленными дверками и не мог понять, где же могли прятаться эти чертовы «жучки».

Я провел рукой по шву, где стыкуются обои. Мой ноготь попал в шов и зашел неглубоко внутрь него. Я со всей силы рванул обои. Пусто. Кощунственный смех окружил меня со всех сторон. Я понял! Они поставили их по контуру всей кухни! Я начал срывать обои, одно полотно за другим, пока наша красивая светлая кухня не превратилась в униженную каморку. И только тут до меня наконец дошло, что они кроются за шкафами. Меня обуревало желание добраться хотя бы до одного из них, и я безжалостно начал скидывать шкаф за шкафом.

На кухню влетела Вера. Ее глаза вылезали из орбит, а рот она прикрыла рукой. Я огляделся: наверное, цунами после себя оставляет больше целых предметов.

– Что ты?.. Что?.. – она не могла выдавить из себя ни слова.

Я приставил указательный палец ко рту и произнес шепотом:

– Тсс! Здесь кругом «жучки». Нас подслушивают.

Она беззвучно всхлипнула:

– Демьян, пойдем спать. Я прошу тебя, – ее голос был тихим и спокойным.

Я видел, что она мне не верит. Сейчас или никогда! Я должен объяснить ей так, чтобы она поняла:

– Ты не понимаешь… На моей прошлой работе… Там был один такой момент, мы оказались буквально на грани. И…

Она натянула милое выражение лица и взяла меня под руку:

– Пойдем спать, пожалуйста, а завтра утром ты мне все расскажешь.

Она звала на помощь, а я навис над ней. Ветер трепал ее волосы, закрывая от меня ее наполненные ужасом глаза. Мои руки с побелевшими костяшками пальцев были сомкнуты на ее тонкой лебединой шее. Она цеплялась за оконный проем, чтобы не выпасть с тринадцатого этажа. Я пытался выбросить Веру из окна, остервенело ее душа. Удивительно, что никому до этого не было дела: ни идущим внизу пешеходам, бросавшим равнодушные взгляды наверх, ни едущим по своим делам автомобилистам.

Я резко разомкнул руки и отошел в сторону. Вера стремглав бросилась прочь от окна и спряталась где-то в коридоре. Я посмотрел на свои дрожащие руки: «Что же я делаю? Это же моя любимая женщина! Почему я ее уничтожаю?» Вера поспешно натягивала джинсы, запихивая в них рубашку.

– Вера, прости меня. Я не знаю…

Вера процедила сквозь зубы:

– Больной!

– Где Аришка? – я закрыл окно, с улицы веяло жарой.

– Она давно уже живет с бабушкой и дедушкой после всех твоих фокусов, которые ты тут выкидывал, – Вера схватила сумку, ключи и стала открывать дверь.

Жена метнула в меня полный отвращения взгляд, дернула дверную ручку и шагнула в коридор, хлопнув дверью.

Я сел на проеденный старостью диван и уставился в никуда. Я так и не купил новый, хотя обещал. И раковину тоже. И я снова не помнил, какой сейчас день, месяц и даже год. Кто-то уничтожает меня, глумливо надсмехаясь надо мной за моей спиной. Слабо посмотреть мне в глаза?!

– Ты разве их не видел? – услышал я снова тот же голос.

Меня будто ударило током. Я кинулся на кухню, ведь, кажется, еще вчера я устроил там настоящее ледовое побоище. Или это было не вчера?.. Я вошел на кухню. Белые оштукатуренные стены окружали меня со всех сторон. Ни стола, ни стула, ни моей любимой кружки. Где же ты, беленькая с красными цветочками и золотой каемкой?