– Знаете, как говорил Гераклит? «Один стоит десяти тысяч, если он наилучший».

– Покажите мне того наилучшего, что выстоит против десяти тысяч, – фыркнул я.

– Разве мы говорим о битве?

Нет, он меня положительно бесит. Пора прекращать этот балаган. Вспомнить, ради чего я вообще сюда явился.

– Может быть, хватит обо мне? – улыбнулся я. – Это не очень-то вежливо. Давайте поговорим о вас.

– Конечно, – обрадовался карлик, – что вас интересует?

– Ох, да всё! Как вы познакомились, зачем поженились. Как чисто технически занимаетесь сексом. Как выкатываете коляску во двор, чтобы прогуляться. Что будете делать, когда она сломается. Ну и самое главное: где вы нашли Комету? Только не надо мне врать, что она – ваша родная дочь. Я не человек, чтобы верить в настолько глупые сказки.

12

Звездана замерла, будто Господь послал ей лом вместо позвоночника. Олимпиодор медленно отклонился от стола.

– Может быть, вернёмся к унижающим шуткам? – предложил он.

– Можем, – кивнул я. – С огромной радостью вернёмся. Мне, например, интересно, нужны ли вашей супруге водительские права, чтобы кататься в пробке между рядами автомобилей, выклянчивая милостыню. Но я потерплю. Сейчас меня интересует Комета.

– Она ничего не знает, – сказал карлик.

– Да, я уже заметил, что интеллектом она не уступает сливному бачку.

– Как ты смеешь? – прошипела Звездана. – На свете не было, нет и не будет ребёнка более умного, доброго, честного и благородного, чем Комета.

– Для девицы двадцати лет – так себе характеристика, – усмехнулся я. – Ладно. Я ускорю процесс. Вы рассказываете, кто родители Кометы, или я рассказываю ей правду.

– Она тебе не поверит! – прокричала Звездана.

– Тише, прошу, – промямлил Олимпиодор. – Комета может услышать.

– Она услышит всё. А когда закончит орать на меня, начнёт рыдать и орать на вас. И рано или поздно спросит, кто её настоящие родители. Так вот, это – долгий путь. Предлагаю немного срезать: вы мне расскажете всё сейчас.

Звездана опустила голову. Её трясло. Олимпиодор вздохнул:

– Что ж…

– Не смей! – вскинулась Звездана.

– Всё равно он узнает.

– Это не твой секрет, не тебе и рассказывать. – Звездана пронзила меня яростным взглядом. – Мать Кометы – моя двоюродная сестра. Двадцать лет назад мы с ней вместе ехали на машине. Машину занесло, мы угодили под грузовик…

– Ты была за рулём, – зевнул я. – Сестра погибла, ты отделалась колесницей и чувством вины, а чтобы её загладить, приняла племяшку, как родную дочь.

– Откуда ты?..

– Откуда я знаю вас, людей? – Я заглянул в глаза Звездане. – Я знаю вас десять лет. А до того я тысячи раз слышал россказни душ. Вы все одинаковые и все на сто процентов предсказуемы. Значит, мать Кометы – твоя двоюродная сестра и она мертва. Кто отец? Или он ехал в той же машине?

Глаза у Звезданы забегали.

– Зачем тебе это?

– Мне нужно знать всё о родителях Кометы. Кстати, предложение подключить её к диалогу до сих пор в силе.

Звездана побледнела. И на помощь ей вдруг пришёл карлик.

– Отец не участвовал в воспитании.

– Спасибо за очевидное заявление, – сказал я, повернувшись. – В воспитании участвовали вы. Но меня интересует биологический отец, а не моральные ценности, которые вы привили своей подопечной. Кровь и сперма – вот что имеет значение… в некоторых важнейших вопросах.

– Понимаю, – поморщился Олимпиодор. – Но дело в том, что это был случайный контакт, и этот человек, скорее всего, даже не знает о существовании Кометы.

Я встал, вытянул руки назад, с хрустом растягивая грудную клетку.

– Значит, мать Кометы перепихнулась с каким-то ноунеймом на вечеринке и залетела. Потом она вдруг из оторвы превратилась в благочестивую христианку и не стала делать аборт. Родила, собираясь нести гордое знамя матери-одиночки, но Господь над ней сжалился и направил машину под мусоровоз. Так?