Оба – и Клит, и Александр – были уже изрядно пьяны, поэтому прочим участникам пира перебранку погасить не удалось. И в ответ на очередную гневную реплику Клита царь выхватил копье у одного из телохранителей и, метнув его в обличителя, пронзил того насквозь.
Тут же протрезвев, «сын Амона» попытался зарезаться тем же копьем, но был скручен соратниками и препровожден ими в спальню. Истерика, сопровождавшаяся рыданиями, через некоторое время сменилась у царя глубокой депрессией, из которой никто из соратников не мог его вывести. Помог философ Анаксарх.
Сей высокоумный муж заявил царю: «И это Александр, на которого смотрит теперь весь мир! Вот он лежит, рыдая, словно раб, страшась закона и порицания людей, хотя он сам должен быть для них и законом, и мерою справедливости, если только он победил для того, чтобы править и повелевать, а не для того, чтобы быть прислужником пустой молвы. Разве ты не знаешь, – продолжал он, – что Зевс для того посадил с собой рядом Справедливость и Правосудие, дабы все, что ни совершается повелителем, было правым и справедливым?»
Плутарх замечает: «Такими речами Анаксарх несколько успокоил царя, но зато на будущее время внушил ему еще большую надменность и пренебрежение к законам». Апологеты тирании страшнее тиранов, поскольку, получив высшую санкцию, произвол становится системой.
Этот же мыслитель приложил немало усилий, чтобы избавиться от конкурента – родственника Аристотеля, философа Каллисфена. Внушить царю неприязнь к нему было несложно, ведь Каллисфен не меньше Клита ненавидел тиранию…
Философ доступными ему средствами всячески боролся против обычая падать ниц перед царем, который активно внедрялся при дворе Александра персами и «перековавшимися» эллинами.
Плутарх сообщает: «Харет из Митилены рассказывает, что однажды на пиру Александр, отпив вина, протянул чашу одному из друзей. Тот, приняв чашу, встал перед жертвенником и, выпив вино, сначала пал ниц, потом поцеловал Александра и вернулся на свое место. Так поступили все. Когда очередь дошла до Каллисфена, он взял чашу (царь в это время отвлекся беседой с Гефестионом), выпил вино и подошел к царю для поцелуя. Но тут Деметрий, по прозвищу Фидон, воскликнул: «О царь, не целуй его, он один из всех не пал пред тобою ниц!» Александр уклонился от поцелуя, а Каллисфен сказал громким голосом: «Что ж, одним поцелуем будет у меня меньше».
Этот и ему подобные эпизоды вызывали крайнее раздражение Александра, и он легко поверил доносчикам, уверявшим его, что философ – лидер заговорщиков. В письме к Антипатру Александр писал: «Мальчишек македоняне побили камнями, а софиста я еще накажу, как, впрочем, и тех, кто его прислал и кто радушно принимает в своих городах заговорщиков, посягающих на мою жизнь». Последняя фраза – явный намек на Аристотеля. Каллисфен то ли был повешен, то ли умер в оковах, а вот бывший учитель, похоже, не стал дожидаться, когда неблагодарный, обезумевший ученик доберется до него, и предпринял контрмеры.
Вскоре после внезапной и необъяснимой смерти Александра, постигшей его в 33-летнем возрасте, пошли слухи, что он был отравлен и что яд был послан полководцем Антипатром по совету Аристотеля. Мудрец понял, что бывший ученик явно не собирается строить идеальное государство, основанное на неравенстве и сегрегации, напротив, реализует первый в мире проект смешения народов и рас.
Весьма показательно, что сразу после смерти Царя Царей большинство его полководцев развелись со своими «варварскими» женами, навязанными им незадолго перед этим Александром в рамках стратегии глобализации.