– Их нет.

– А что там, в доме? Кто-то умер?

– У майора Чилаева дочка умерла.

–Как, дочка? Он же, насколько помню, бездетный.

– Кто-то им подкидыша оставил. Девочку. Утром жена его вышла за молоком, а на пороге корзинка с младенцем. Нарекли Марией. А нынче она умерла. Махонькая такая… жалко.

– Господи! – я снял фуражку, перекрестился. – Надо зайти….

– Постой, Сергей, – Назимов схватил меня за рукав. – Сердце у меня не на месте. Беду чувствую. Тебе надо их угомонить.

– Кого? – не понял я.

– Ты же их хорошо знаешь. Они тебя послушаются. Я пытался…. Да все пытались…. Князь Васильчиков пытался… Дорохов требовал от них примирения… Но они сцепились, словно враги кровные…. И всё из-за глупости какой-то…

– Погодите! Объясните толком: что случилось? – не мог я ничего понять из его отрывистых фраз.

– Мартынов с Лермонтовым стреляются, – выдал он неожиданно.

– Кто? – не совсем понял я. – Что за ерунда? Если это шутка, то неуместная.

– Да какая к чёрту шутка! Говорю же тебе: драться удумали! – Назимов побагровел.

– С чего им стреляться? Да как вообще это возможно?

– Вот так! Поссорились из-за пустяка. Остановить их надо. Чувствую – беда рядом.

– Постойте, Михаил Алексеевич… Какого лешего! Мартынов с Лермонтовым – друзья до гроба. Да они с юнкерской школы вечно вместе…. Не верю!

– Знаю я, что друзьями были, да вот, что-то в них надломилось. Езжайте! Ради всех святых! Разведите их. Я не шучу. Поторопитесь. Они в Шотландке должны встретиться, в ресторации у Рошки. Уже место для дуэли назначено.

Назимова я знал хорошо. Он – точно не из шутников, и коль чует беду – ему надо верить.

Я бросился обратно к комендатуре. Акима нигде нет.

–Прошка! – закричал я.

Из конюшни выглянула белобрысая голова.

– Коня расседлал?

– Ага, – кивнул он.

– Седлай обратно. Мне срочно ехать надо.

– Не можно, вашбродие. Ваш конь ногу переднюю сбил. Перековать треба.

Этого ещё не хватало!

– Где другую взять? Найди мне лошадь! – потребовал я.

–Так, вон, у коновязи три стоят.

– Чьи?

– Посыльных казаков, – ответил мальчишка. – У есаула спросите, да берите любую.

Через минуту я скакал во весь опор в сторону немецкой колонии, прозванной Шотландкой. Не люблю казацких лошадей. Они норовистые, упрямые, хоть и к горам привыкшие. Эта всё порывалась укусить меня за колено.

–Уймись! – покрикивал я на животину, дергая повод.

Всё никак не мог поверить: как такое вообще могло произойти? С чего вдруг? Мартынов всегда спокойный, выдержанный. Лермонтова любил, как родного брата… Сколько раз Мишель гостил у него в Москве. И в юнкерской школе вечно вместе. Ерунда какая-то. Ну, было в Мартынове придури немного. Так тут, на войне у любого свои бесы наружу лезут. Но чтобы до дуэли дошло… Михаил, тот бывает остёр на язык. Что-нибудь может взболтнуть эдакое, обидное, но всегда потом пытается загладить вину, всегда извинится….

В Шотландке на веранде ресторации у Рошке я заметил Льва Пушкина в тёмно-синем мундире Гребенского казачьего полка. Он вальяжно сидел за столиком и попивал чай. Ветер играл его смоляными кудрями.

– Серж! – удивился он. – Как хорошо, что вы приехали. Мы тут вечер затеяли. Вы присоединитесь? Расскажите последние новости из Петербурга.

– Где все? – крикнул я.

– Что с вами? – Он поднялся. – У вас такой взволнованный вид… Горцы напали на Пятигорск?

– Не до шуток, Лев Сергеевич. Где они? Мне Назимов всё рассказал.

– Вы о Мартынове с Лермонтовым? Успокойтесь, Серж. Всего лишь – пробочная дуэль. Бахнут в воздух, обнимутся и пойдут пить шампанское. Кстати, вон и шампанское несут, – указал он в сторону буфета.

– И все же?

– Туда поехали – кивнул Пушкин на дорогу, круто взбиравшуюся по склону Машука. – Знаете где Перкалиева скала?