– Постараюсь, – озадаченно ответил Костя, крепко прижимая к боку шесть папок, чтобы не рассыпались. Хотел промолчать, но не удержался и спросил: – Игорь Николаевич, Ковалёв опытнее меня, подполковник, важняк2 и всё такое…

– Во-первых, он сейчас болеет, – сказал Матюхин. – Во-вторых, Пётр Кириллович на пенсию собрался, незачем ему перед уходом карму портить.

«Мне, значит, можно», – подумал Костя.

– А тебе учиться надо, – словно подслушал его мысли начальник, – шишки набивать и сложные дела раскручивать.

Они остановились около кабинета Пичугиной. Игорь Николаевич, для проформы постучав в дверь, тут же её распахнул.

– Разрешите? – не дожидаясь ответа, он подпихнул вперёд Лукьянова и вошёл следом.

Костя оказался перед длинным столом для совещаний, за которым уже сидели хорошо ему знакомые Иван Иванович Лыжин – начальника розыска из областного управления МВД и один из его оперативников – Матвей Ухов.

«Значит, – подумал Костя, – Ухов будет сопровождать расследование». Нельзя сказать, чтобы он обрадовался.

Хозяйка кабинета махнула рукой, приглашая проходить.

Охваченный внезапной робостью, Костя не сразу сообразил, что Пичугина показывает на стулья рядом с ней, и попытался устроиться на ближайшее свободное место около двери.

– Нет-нет, молодой человек, попрошу сюда, – женский пальчик, блеснув перламутром лака на ухоженном ноготке, указал, куда именно. – Поближе, чтобы я вас лучше видела и слышала.

Костя почувствовал себя Красной Шапочкой перед Волком, переодевшимся в Бабушку. «А зачем тебе такие большие глаза? – Чтобы лучше тебя видеть, дитя моё. – А зачем такие большие уши? – Чтобы лучше тебя слышать». Он невольно посмотрел на Пичугину. Глаза как глаза – не сказать, чтоб большие и выразительные: очень тёмные, слегка на выкате, круглые, как у совы, и без косметики. А вот уши и впрямь крупные, слегка оттопыренные. Интересно, как там с зубами? Костя вдруг развеселился и сразу перестал волноваться. Не съест же она его, в самом деле!

Он решительно прошёл вперёд, сел на предложенное место прямо перед надзирающим прокурором. Водрузил на стол принесённую стопку дел и сверху неизменный гроссбух – свою рабочую тетрадь, и спокойно встретил взгляд прокурора.

– Почему нет Ковалёва? – первым делом спросила Ксения Андреевна.

– Болеет, – ответил Игорь Николаевич, усаживаясь рядом с Костей. – Утром позвонил, предупредил, что будет отсутствовать пару дней. Вирус какой-то подхватил: сипит, хрипит, температурит. Поэтому пока без него. Лукьянов будет руководить расследованием.

– Считаете, потянет? – в голосе Пичугиной явственно слышалось сомнение.

–Уверен, – кивнул Матюхин.

– В таком случае, начинайте, Константин Иванович, – Ксения Андреевна подпёрла щёку кулаком, словно готовилась слушать деревенские байки на завалинке. Вся её поза излучала лёгкое пренебрежение к рассказчику.

Костя поднялся, раскрыл гроссбух и повторил всё то, что недавно рассказывал Матюхину, но более пространно, развёрнуто, с опорой на материалы дела и демонстрацией составленных схем. Начал он, немного робея, но постепенно увлёкся и к концу своего доклада говорил уже твёрдо и уверенно.

Игорь Николаевич Матюхин, слушая Костю, горделиво поглядывал на Ксению Андреевну, дескать, смотрите, какие кадры взрастил. Могём!

Начальник розыска – неподвижный, серьёзный, слегка нахмуренный, время от времени делал какие-то пометки в толстом ежедневнике и никакого восторга не проявлял.

Матвею Ухову, наоборот, спокойно не сиделось: он задирал брови и морщил лоб, словно удивляясь чему-то, то вдруг глубоко и шумно вздыхал, закатывал глаза, слегка покачивал головой и потирал подбородок – в общем, всем видом демонстрировал: «Доколе можно слушать эту чушь!»