Валентина Петровна покачала головой:

– Больше никогда не буду насмехаться над твоими ногтями. Если б не они…

– Я бы и так справилась, честно говоря. Только тогда не ноги сначала бы освободила, а рот, – Рита полюбовалась на растопыренные пальцы. Кисти рук были ещё слегка отёкшими, на запястьях – ссадины. – Мне просто нравится. Красиво же! Надо милицию вызывать, – без паузы и всякого перехода сказала она.

– Надо, – согласилась Валентина Петровна, – вопрос: как? Связи у нас нет, двери заперты, ключи унесли вместе с товаром. Придётся утра дожидаться. Если повезёт, внимание какого-нибудь прохожего привлечём.

– Здесь прохожего можно до морковкиного заговенья ждать. Вот что мы сделаем! – Рита схватила стул и с размаху ударила им по входной двери.

Звон разлетевшегося стекла заглушил возглас Валентины Петровны:

– Сумасшедшая! Нам же за него платить придётся!

– Не придётся, на грабителей свалим. Зато сейчас охрана приедет, они ментов и вызовут, – девушка поставила стул, уселась на него и победно посмотрела на старшую подругу.

– Ты права. Так и скажем.

Валентина Петровна села на второй стул, и они стали ждать приезда охраны.

Алик высадил Катю около дверей общежития, и отъехал на небольшую парковочную площадку у торца здания. Он вышел из машины и занялся её помывкой: протёр ветровое стекло и боковые зеркала, поливая водой из пластиковой бутылки со слегка прикрученной крышкой. Он уже вытирал руки салфеткой, когда к машине вразвалочку подошёл высокий спортивный парень в слегка помятых трениках, майке-алкоголичке и резиновых шлёпках на босых ступнях.

– Зря марафет наводишь. Твоему ведру это не поможет. Лажовая тачка, – пренебрежительно сказал он.

Алик не удостоил вниманием говорившего.

Давным-давно, когда Борис появился у них в доме и начал принимать участие в «воспитании» сына подруги, Алик долго не мог к нему приспособиться. У нового «папы» был особый подход к наказаниям – лишение чего-то значимого для ребёнка. Сначала это были сладости, потом запрет в выходные покидать детскую комнату. Мать никогда не вмешивалась, ни разу не выслушала доводов сына и не приняла его сторону. Она предоставила мужу полную свободу в выборе воспитательных методов, поскольку была твёрдо убеждена, что мальчиков должны воспитывать мужчины. Попытки Алика соответствовать требованиям Бориса не приводили к поощрениям. Отчим был равнодушен к его успехам, едко насмехался над неудачами, приговаривая «сам виноват», и всегда был недоволен. Понадобились долгие годы, чтобы Алик понял, что реагировать на унижение – значит обороняться, а это только на руку оппоненту. Он перестал показывать, что его задевают слова отчима. В конце концов, Борису надоело безразличие пасынка, и он прекратил изводить его «воспитательными моментами». Но этот урок и сделанные выводы помогли Алику в дальнейшем справляться с теми, кто желал нанести ему оскорбление. Поступление в военное училище, по сути, было бегством от тотального родительского равнодушия.

– Молчишь? – набычился парень. – Ты вообще, что за хрен с горы?

Алик поднял взгляд. Местный житель сначала смешался, но сразу бросился в нападение.

– Чего пялишься?

Алик закончил вытирать руки и, скомкав салфетку, спросил:

– Чего надо?

–Ты мне не нравишься. Чтоб я тебя рядом с моей Катюхой не видел, понял? – абориген сплюнул.

– Нет, – Алик обошёл парня и направился к урне около подъездной лавочки.

– Ща объясню, – парень попытался схватить Алика за грудки и тут же болезненно вскрикнул. – Пусти! Отпусти!

Он задёргался в нелепой позе с вывернутой за спину рукой, попавшей в безжалостные тиски.