Он никогда не встречался с теми, кто стоял за этими "серыми" грузами. Все контакты были через проверенных посредников или диспетчеров. Загрузка происходила обычно на удаленных складах, выгрузка – в неприметных ангарах на окраинах городов. Все было максимально анонимно и обезличено. Именно эта анонимность давала ему ложное чувство безопасности. Он думал, что если его никто не знает, то он вне подозрений.

Иногда, на стоянках, он слышал разговоры других водителей о "левых" рейсах. Кто-то хвастался, кто-то жаловался на кидалово. Йорген всегда молчал. Он не был частью этого круга "черного рынка", он просто иногда брал "серые" заказы. Для него это было частью работы, не более того. Это был его способ выживания в мире, где каждый евро на счету.

Он не был ни хорошим, ни плохим. Он был прагматичным человеком, делающим то, что необходимо для существования. Его этический компас был сильно потерт годами дорог и нужды. Главное – не обманывать себя, что ты делаешь что-то великое. Ты просто везешь груз, и получаешь за это деньги.

Йорген не мог знать, что именно его "серый" рейс станет отправной точкой для грандиозных проблем. Он не мог предвидеть, что этот, казалось бы, обычный груз, о котором он не хотел знать ничего, окажется не просто "серым", а смертельно опасным. Он не понимал, что его принцип "просто выполнить работу и получить деньги" приведет его к столкновению с людьми, для которых человеческая жизнь не стоила и ломаного гроша, а его собственные моральные принципы будут подвергнуты такому испытанию, какого он никогда не ожидал. Его анонимность перестанет быть защитой, а станет мишенью.

Предчувствие перемен

Несмотря на всю свою рутину, на монотонность дороги и внутреннюю апатию, что-то в этот рейс было иначе. Йорген не мог точно сформулировать, что именно, но едва уловимое ощущение, что этот рейс будет отличаться от всех предыдущих, не покидало его с самого начала. Оно было как легкий шепот на краю сознания, как едкий дымок, который невозможно унюхать явно, но который все равно раздражает ноздри.

Обычно Йорген был непробиваем. Его годы за рулем научили его игнорировать тревоги, не поддаваться панике и не позволять эмоциям влиять на работу. Но на этот раз было что-то другое. Это не было страхом в чистом виде, скорее необъяснимое беспокойство на сердце. Оно проявлялось в мелких, незначительных деталях. Например, он проснулся сегодня чуть раньше обычного, хотя его никто не будил. Кофе, который он обычно пил не морщась, казался сегодня особенно горьким. Даже гул двигателя его «Вольво», привычный и убаюкивающий, в этот раз звучал немного тревожнее, словно в нем скрывался чужой, незнакомый рокот.

Он пытался отмахнуться от этих мыслей. Привыкший к логике и механике, Йорген не верил в предчувствия и интуицию. Это были глупости, выдумки нервных барышень, но никак не суровых дальнобойщиков. Однако беспокойство не уходило. Оно скреблось где-то внутри, как загнанная мышь.

На погрузке, хотя все прошло как обычно, Йоргену показалось, что он заметил пару незнакомых лиц, которые слишком пристально смотрели на его грузовик. Он списал это на усталость и паранойю. Мало ли кто там ошивается на складах? Но образ этих лиц, их пустые, оценивающие взгляды, остался в его памяти, хотя он и пытался его стереть.

В дороге он несколько раз ловил себя на том, что без причины смотрит в зеркала заднего вида, пытаясь убедиться, что за ним нет "хвоста". Он, который обычно был совершенно безразличен к другим машинам, теперь невольно следил за некоторыми из них, особенно за теми, что шли слишком долго в его зоне видимости. Это было абсурдно, он сам это понимал, но поделать ничего не мог.