А про Свету я пока ничего сказать не могу, потому что Ришикеш пришиб её, и она уже несколько часов отлёживается в номере. Надо будет её поддержать обязательно.

Теперь мы в все сборе.

.

Знаешь, я однажды думала, насколько сильно наша жизнь подчинена нам. Насколько много мы решаем? Насколько много значат наши действия, если об их последствиях мы можем догадываться лишь до определённой меры? Как что обернётся? Мы же как будто почти слепыми по миру ходим.

Я думала-думала и поняла, что полностью от нас зависит только одна вещь. Мы выбираем, быть или не быть благодарными за то, что случается с нами. И я выбираю быть благодарной.

14 октября, Массури

Сегодня уезжаем в Массури. Сборы, проверка мотоциклов, суета; двери хлопают, моторы трещат, все куда-то ходят, мама пытается помыть голову. И все ищут еду.

Пока у нас это светопреставление, расскажу о том, что вчера не успелось. Что такое вечер с мотоциклистами.

Все собираются на крыше. Не обязательно на крышу, просто в нынешнем отеле это самое удобное место. Там стоит стол, вокруг которого на стульях рассаживается почти вся компания: Pate, Мишутка, Черепаха с Верой, Лёля, Гриндерс, Димас и мой отец, который почему-то остался без клички. Его все просто Максимовым называют. Света в номере, отходит с дороги.

На столе стоит несколько бутылок с алкоголем – каким, не знаю, потому что ничего не пробую. Металлические стопки. Раскрытая бумажная упаковка с сыром, другая – с колбасой. Идёт длинный разговор, где каждая фраза тянет за собой клубок воспоминаний – их поднимают из ила, в который уж раз рассматривают со всех сторон, смакуют, вертят. Чем дальше, тем шумнее становится смех, голоса начинают греметь и подскакивать. Мы с мамой сидим как неприкаянные, обе непьющие и всех этих историй не знающие. Зато горы красивые, хоть их почти и не видно. Какие-то ребята поют на крыше над нами. Белым огнистым полотном внизу лежит Ришикеш. Над горами течёт небо, в котором плещется крошечная ослепительная лодка-луна.

.

Все носятся кто куда. Я сижу в номере и слушаю хриплый скрип вентилятора…

.

Пока все собираются, давай я расскажу тебе про Олидлир.

Олидлир

Это лес, который живёт у меня в голове, и он очень похож на здешний. Смотри, сейчас я стою тут, рядом с тобой, беру тебя за руку и веду. Держись только крепче.

Мы на склоне. За спиной у нас скала уходит вверх – красноватая, рыхлая, оплетённая растениями. Дорога в мелких камешках. Впереди земля ныряет вниз, распахивая огромное пространство воздуха. Голова чуть кружится. Пыльно бормочет тёмная зелень. А за ней, сверкая, по светлому песчаному руслу катится Ганг – или другая река, если мы с тобой в Олидлире, а не в Индии. Решай сам.

За Гангом скала ползёт вверх – хочет взобраться в небо, выгибает к нему горбатую зелёную спину. Она становится всё прозрачней и голубей. Огромность гор невероятна. Пока не окажешься тут, не поверишь, что так далеко может быть тот берег воздушного моря. В ущелье течёт солнечная взвесь. Кажется, нужно пробираться сквозь неё, как сквозь тюлевые занавески. Проведи по воздуху рукой. Ощути, какой он прохладно-упругий и плотный от солнечного тумана.

Вот солнце выхватило и вынесло над сырым полумраком одну из скал. Скала морщинится террасами обнажённой земли. На ней растят пищу. Земля под солнечными лучами горит рыжим, а зелень свежеет и светлеет. Крошечные квадратные домики приткнулись в одну из морщин скалы и испуганно смотрят в пропасть. Если мы с тобой в Олидлире, то это селение горного народа Ирих. Отсюда до него можно добраться на летокрыле. Ирих ходят в цветных рубахах и шароварах, тоже не едят мяса, а страшные когти-серпы им нужны, чтобы собирать урожай. Они много поют, чтобы ветер доносил их голоса до соседних селений. И, быть может, до самих Олиманд.