Позволь мне снова сюда приехать. И всё тебе показать.

.

Как одет мотоциклист:

Раз – крепкие ботинки, желательно непромокаемые – но обязательно дышащие

Два – плотные штаны

Три – защитные наколенники

Четыре – куртка с защитой

Пять – перчатки

Шесть – шлем

Семь – по необходимости – дождевик и пакеты, примотанные скотчем к ноге – вместо бахил

Восемь – несколько слоёв одежды подо всем этим – в зависимости от температуры. Количество слоёв варьируется от одного до бесконечности.

Всё это весит примерно как бренность мирового бытия.

.

Ещё немного о бренности бытия:

Я – аллергик. Могу задохнуься от кусочка ореха в еде. Для меня опасно даже, если еду накладывают ложкой, на которой остались следы, или на плохо вымытую тарелку.

В Индии всё готовится с огромным количеством специй, и что там намешано – леший его знает. Одно скажу: от местного карри меня всегда высыпает.

Готовят в огромных общих кастрюлях, и никто не знает, насколько часто их моют.

Я не ем мясо и рыбу, поэтому привезённой с собой тушёнкой перебиваться не могу.

У меня брекеты, поэтому без ножа я не могу есть ничего твёрдого, и сразу после еды нудно почтистить зубы.

И надеть специальные резинки. А перед едой – снять. Чистыми руками, само собой – значит, надо найти чистую воду и приличное на вид мыло. Мылящееся. Или антисептик, спиртовой, что не очень приятно, потому что у меня дерматит.

Как видишь, поесть в Индии для меня – тот ещё квест.

P.s. не переживай за меня, пожалуйста, я умею тут выживать!

Остальным куда проще, у них только одна беда: всё очень острое, даже есть говоришь: «No spicy. Zero spicy!» Всегда можно взять пустой рис, овощной салат или роти – это самая вкусная лепёшка на свете. Мука, соль, вода и чуть-чуть масла, этакий блин с чёрными пупырками подгорелостей – но это самый вкусный хлеб на свете.

Вечером все берут рис с овощами и овощные же бутерброды, и чай, конечно. Я беру томатный суп и нарезанные свежие овощи. Беру это везде и всегда, потому что знаю, что туда точно ничего опасного не добавляют. В придорожной забегаловке всё ещё острее, чем в городе. Ребята щурятся, краснеют и смеются сквозь выступающие слёзы. Я невозмутимо хлюпаю своим огненным супом. Димас, который тоже его взял и ругается на его остроту, вдруг на меня оборачивается и говорит: «Слушай, а как ты его ешь?» Говорю: «Было бы приятнее, если бы он был не таким острым, но что ж теперь сделаешь».

.

Возвращаемся обратно по огромной пробке. Петляем между машинами, то и дело выскакиваем на встречку, потому что иначе невозможно двигаться вперёд. Мотоцикл маленький, вёрткий, ему не страшно. На въезде в город хочется зажмуриться, так близко от моих ног пролетают горячие бока легковушек и громких грязных грузовиков, которые похожи на цветных огнедышащих чудищ.

Один раз дорогу перебегает паук, с телом в кулак величиной и с длиннющими ногами. Вокруг дороги чёрное беззубое Ничто.

.

Вечером приезжают ещё четверо из нашей компании. Черепаха, его жена Вера, МишаPate, он же Михаил Иванович, и его жена Света. Почему Pate – не знаю. А Черепаха – не потому что медленный, а просто фамилия у него Черепахин.

Pate – с лицом мудрого колдуна, морщинистый, улыбчивый, с низким вкрадчивым голосом. Он не переносит никакой музыки, кроме джаза и блюза.

Черепаха длинный, с седой бородой и седеющими жёсткими волосами, стянутыми в хвост. Он очень много где был и кашляет каждый раз, когда ест перец.

Они с Pate – очень уважаемые мотоциклисты.

Вера иногда – немного стихийное бедствие. Она добрая, но эмоциональная, и часто грозная, и за словом в карман не полезет. Периодически она вопит в сторону моего отца: «Олег, зачем ты нас сюда притащил, я тебя ненавижу!» Её все любят.