– Ага, – торопится ответить она, а то вдруг старший её не дождётся, хён, как обычно – за минуты в готовности.

Джинхён застёгивает ширинку, нахлёстывает ремень. Подвижные запястья почти полностью прикрывают тренированную талию, заставляя внимательнее присмотреться и решать – ладони настолько крупные или бёдра с талией вровень. Пожалуй, спортивные, но всё же округлые ягодицы играют роль, иначе без ремня брюки бы спадали. Наверное, впервые они на айдоле мятые, но кому интересны его штаны? Складки если только, или одна складка, самая широкая.

– Иди ко мне, – Пхан встаёт между разведёнными коленями, и до Вив доносится мятный запах чистых волос, они влажные и завиваются, спадая на белый лоб, задевая аристократичную шею.

– Твои клыки мне не нравятся, – мгновенно реагирует она, хотя, казалось бы, при чём тут клыки.

Джинхён тянет к сестре руку, запускает пальцы в ещё непросохшие волосы на затылке и удерживает, но несильно, только чтобы младшая не отстранилась. Второй рукой, прихватив за поясницу, подтягивает к себе. Хитро подмигнув, наклоняется и, обдав щекотным дыханием чувствительную мочку, впивается в распаренную шею Ёнсок.

– Ай, – возмущается она, забыв, что ведь можно толкаться, оттолкнуть было бы правильнее. «Ай» звучит с придыханием, словно для младшей Джинхён не жестокий нетопырь, нависший над жертвой, а непонятно сейчас кто.

– Сиди ровно, – приказывает Пхан, глядя глаза в глаза, и внимательно рассматривает щёки, проводит большим пальцем там, где ряд веснушек, будто проверяя что-то. Вив знает, что раскраснелась, как ханьфу для новобрачных. Чувствует, что лицо горит, а под пальцем Джинхёна – кожа будто вообще полыхает. Кажется, брат не решается что-то сказать, рот приоткрыт, и долгий вдох едва слышно ломается.

Виньен кажется, что Джинхёна клонит вперёд. Хён ближе и ближе, зрачки всё шире и больше не колкие, они внимательные. Она подаётся навстречу, чтобы успеть что-то сделать, потом подумает, что, но Пхан отстраняется.

– Надень вот это, – он снова кусок далёкого айсберга. Выуживает из кармана комок и, расправляя его на коленке сестры, разглаживает, демонстрирует больничную маску, – у меня такая же. Давай, иди сюда, – говорит так, а сам опять клонится вперёд. Опять внимательно смотрит, как будто что-то ищет в глазах своей тон-сэн, натягивает резинку на одно и второе ухо, кончики пальцев юркие, тёплые. Виньен ещё от влажных губ у себя на шее не отошла, а теперь голова кружится, будто «фея» вернулась. Если Джинхён опять повторит свой фокус с захватом затылка, Ёнсок растечётся.

Пхан щекотно вытягивает забившиеся под резинками волосы и осторожно убирает пряди волос за уши, проводит кончиками пальцев вдоль маски, губы Ёнсок через ткань чувствуют подрагивание и нажим. Джинхён делает шаг назад. – Ну и что ты расселась, давай вперёд, – рявкает он, надевая такой же медицинский мрачняк на свою недовольную физиономию. И предупреждает, что-то набивая в мобилке:

– Имей в виду, отвечай, когда тебя спросят, делай то, что попрошу я, только я. И не забывай, если хвост длинный, на него обязательно наступят, а если павлиний – непременно общиплют.

– Знаешь, что…, – Виньен спрыгивает с тумбы и поскальзывается на тапках, она рычать готова, но она сдерживается, – дорогой стар-ший-брат, – «в стар-ший-брат» Виньен изливает весь яд внезапно подступившего к горлу сарказма, – не мешай мне, когда я решу записать кого-то для бога смерти.

– Что с тобой? – отворив дверь, оборачивается Джинхён и смотрит, опять что-то выискивая в радужках младшую.

– В смысле? – Виньен внутренне в штопор заворачивает. Ну почему брат строит из себя Снежную Королеву?