– Почему… – только и может промямлить она.

– Что почему? – раздражается, намыливаясь Джинхён.

– Ты здесь.

– Через десять минут игра, от меня воняет, волосы потные, брюки в блевоте. На ускоренном максимуме у нас уйдёт как раз десять минут, придётся им всем меня подождать.

– У нас… ты сказал у нас десять минут? – Виньен жмётся к холодному кафелю, но не прекращает таращиться, разглядывая молочную кожу, родинки… Трицепс, косые мышцы такой идеальной рельефности, будто тренеры тело старшего планиметрами выверяли. По лоснящимся локонам брата стекают поблёскивающие струи, огибают точёный нос, высокие скулы, вода задерживается между приоткрытых в тяжёлом дыхании, пухлых, господи, губ.

Очередная порция душевой воды попадает не в то горло и Ёнсок закашливается, случайно взглянув пониже, на чудовищного вида синяк, тугие бёдра, высокие ноги. Опять к тугим бедрам, но больше на синяк. У Джинхёна ямочки на ягодицах? Пхан орудует по плоскому животу своими ручищами, скользит в подмышки. У него даже подмышки и те накачанные. Каждой порой Виньен ощущает разгорячённый пар, исходящий от этого тела. Да Пхан специально, что ли? Ёнсок еле-еле стоит, без очередного падения как будет из душевой выходить?

Джинхён прекращает смывать с крепкого грудака пену и разворачивается, тяжело дыша, – я тебя здесь не оставлю, – сверлит душу, уставившись глаза в глаза разрывающим остатки воли, нависающим взором хищника, – надо найти подходящую для тебя тачку или держать тебя при себе, пока не придумаю, что с тобой делать.

Виньен чувствует, как дрожит её нижняя губа. И пусть тут влажно, конденсат, всё такое, но кислорода буквально не хватает, сколько беспомощно воздуха не глотай.

– А ты можешь всем отказать и поехать со мной домой? Всего один раз, – слышит свой осевший голос Ёнсок.

– Хотелось бы, – смывает с паха волну пены брат.

– Поедем?

– Нет.

– Почему? Ты сказал у вас игра. Игра, это же не работа.

– Для нас – работа. И Айс уже в игровой. Мы её не оставим.

– Она не очень хорошо играет?

– Она самая младшая, к тому же девочка, – вздыхает хён и как-то долго и пронзительно выдыхает.

– В вашей игре важен возраст и пол?

– На счёт пола не уверен.

– Я пойду с тобой, – шепчет Вив, плотно смыкая глаза.

– Нет! Только не ты! – это же не пар, это ведь дыхание Джинхёна только что обожгло мочку уха…

– Я опять натворю что-нибудь, – беспомощно грозится Ёнсок и сглатывает слюну.

– Нет! – ну вот опять… это точно дыхание.

– Я буду с тобой, и шиш ты от меня сегодня избавишься. Понял? – злится она и, приоткрыв один глаз, не обнаруживает старшего рядом.

Сидя на тумбе и болтая ногами в тапочках, Виньен одной рукой сжимает стакан, другой стучит по потрёпанной тетради и ждёт, когда брат закончит уже набивать сообщение. Кому он опять пишет?

– Не волнуйся, я сама занесу в мою Чёрную тетрадь смерти любого, кто встанет на нашем пути. Я заметила в зале несколько синигами, всемогущее божество прочтёт и всё за нас порешит.

– А тот, что съебал… Его не запишешь? Сдружились? – стоя у зеркала, Пхан поправляет воротничок и недобрым взглядом следит за младшей.

– Я его имени не спросила, – ляпает Вив и замечает, как у хёна в отражении брови сводятся вместе, – на самом деле я плохо помню, как всё было.

– Есть что-то, о чём ты можешь не знать? Как ты себя чувствуешь? – у Пхана желваки ходуном, он сейчас либо кулаком в зеркало зарядит, либо… да кто же знает, что у Джинхёна на уме.

– Ничего не было, хён.

– Закончила? – брат кривит пухлый рот, оголяя один белый клык, лижет острым кончиком языка и ждёт, когда тон-сэн отставит приконченный залпом стакан.