– Классика.
– В смысле? – Даже если тон-сэн при всём ужасе её вида, вполне в себе, но поддерживать шутовство её тона, это слишком неподъёмная ноша.
– Он хотел, я не хотела и заблевала его и себя.
– Это всё?
– А ты что ожидал здесь увидеть? – хорохорится младшая, глаза так победно горят, но губы трясутся и причёска, как хвост больной пони, и в целом сестра выглядит так, что побоев не спрятать, как ни прикрывайся. Или она вляпалась в ту же кровь, что привела сюда Пхана? В любом случае последние полчаса останутся в памяти Джинхёна и будут бередить сомнения вечно.
– Примерно вот это и ожидал.
– Ну тогда ты не должен быть разочарован. Хочу вон к тому унитазу, а ты волосы мне подержи.
– В зеркало посмотрись, – пусть младшую вырвет на ниспадающую в чашу толчка мочалку, видок её хуже не станет, – иди блюй, я поищу за какой дверью душ.
– Помоги, пожалуйста, подняться, здесь скользко?
Пхан с сомнением оглядывает ладони младшей и стягивает рубашку, она не переживёт если ей ещё хоть чуть-чуть сегодня достанется. Из-за пота ткань с трудом отлипает от кожи. Нужно отыскать не одну, а две душевые кабины. Старший протягивает помощь младшей, пусть хватается за предплечье. Ёнсок, как мешок с садовыми сливами, сама заваливается и тянет за собой брата. Свободно двигается, значит ничего не сломано. Пхан едва успевает опереться на держатель, подтягивает сестру вверх.
– Как твои порезы?
– Какие ещё порезы?
– На ноги свои посмотри.
Виньен вертит ступнями, будто видит себя впервые.
– Имей ввиду, у нас мало времени, – удивительно, что от Алекса ни одного сообщения за пятнадцать минут.
И пока младшая самозабвенно обнимает толчок, Джинхён, толкнув несколько срезов камнеподобных заслонок, обнаруживает душевую, всего одну, к сожалению. Зато с комплектами полотенец и тапочек.
За последней дверью оказывается мини-прачечная и сушильня. Не сказать, что Пхан жаждет предстать на игре с иголочки, но смердеть ему точно не комильфо. Он как раз расстёгивает ремень перед раскрытой настежь душевой, когда показывается младшая.
– Я всё, – выглядывает Ёнсок из-за дверной лопасти, прячась. Как будто её бледный зад в зеркалах не сверкает. Ещё неизвестно, кому тут больше неловко, Пхан стоит с раскрытой ширинкой. – А ты в элитных сортирах ориентируешься, как у себя дома, хён?
Джинхён готов эту мелкую бестию на руках через половину Сеула домой нести. Но Джинхёна всё равно раздражает низкий подкол. Сестра выместила на своём старшем досаду от произошедшего? Досаду на себя? Это несправедливо. Даже если у девушки стрессовый отходняк, заодно и похмельный, Пхан нихуя не слегка заебался, а ему ещё ночью работать:
– У меня нет своего дома, если ты забыла.
– Прости.
– Твоя одежда цела?
– Разумеется. А вот тебе не мешает почистить брюки. Ты коленями вляпался, вон смотри пятна, – указывает младшая.
Сообщение от Алекса не заставляет ждать: «Ты куда провалился?»
– Вали в душ, – рявкает Джинхён.
«Нашёл»
«Норм?»
«Вроде»
«Одного нет»
«Если так, то мы сваливаем»
«Нет»
«Почему?»
«Решено играть без их заводилы»
«Если нет одного, нет игры»
«Нет игры, если нет одного из нас, а им можно»
***
Никогда ранее Виньен не видела хëна настолько зловещим, как тогда, когда брат ворвался в сортир. Стройный, весь в чёрном, пружинистый силуэт, врезающийся в распахнутое пространство, шаг рассвирепевшей пантеры, острый, сверкающий и презрительный взгляд, волосы, завившиеся от влаги. Чего уж радость таить, Ёнсок аж забыла, где находится, перед глазами стены затрепетали.
– Двигайся, – Пхан подставляет половину себя под часть струй. Виньен бросает один косой взгляд и её обдаёт таким жаром, что приходится набирать в подставленные ладони душевую воду и пить, и пить. Она никогда не видела этого бугристого ирбиса полностью обнажённым. Ёнсок, как её только ноги держат, поджимается к стеночке.