С одной стороны, размозжение чьей-то башки писсуаром проще вообразить, чем браво вскочить, дотянувшись до ракушки фаянса. А с другой стороны, свалить тело не так уж и трудно. И тогда будет драка. И неизвестно, чем она кончится, потому что хоть «зелёную фею» Виньен и выблевала вместе с её коварнейшим волшебством (по крайней мере, Ёнсок на это надеется) и кулаки вполне сносно деревенеют, но… неизвестность, как сон на собственной улице Вязов, решения нет, только петля воображаемого и одновременно реального.

Неизвестный икс в непростом уравнении «как сейчас быть?» пугает сильнее, чем позорище перед братом. Нагороди Виньен в драке ещё больших проблем, в результате всё равно будет какой-то рандом, итог точно не рассчитать. Кто-нибудь обязательно вызовет полицию, мать узнает, пресса вмешается, и Джинхён под ненужное ему внимание попадёт, он ведь рядом стоял. И Виньен, и Джинхён наверняка не будут, как прежде, жить вместе, если вообще у них будет что-то, как прежде.

Неожиданно это «прежде» показывается во всей красе. Вроде был один день вполне счастливый, почти безмятежный. Он представляется раскрашенным в нежно-голубую палитру с барашками белоснежных облаков и ярко-жёлтыми сливами в глубокой тарелке. Давно ничего настолько яркого Виньен не видела. Чашку, размером с таз, младшая со своим старшим, как две обезьянки, тащат в шалаш на развесистом дереве. Слепой дождь колотит по серебристым листьям, и струи воды сверкают на солнце. Над садом, как мост для бабочек и единорогов, переливается радуга. И вот это прошлое и есть старший брат, без его присутствия рядом, не было бы того великолепного дня, не было бы что вспомнить. Хотелось бы когда-нибудь оказаться в подобном дне ещё раз. Почувствовать тёплый дождь, вдохнуть свежесть лета, прислониться плечом к плечу Джинхёна и кормить его сочной сливой и Виньен, аж трепещет, как желает, чтобы Пхан её накормил его из своих рук.

Ёнсок нехило приложили этим вечером головой, но даже если и так, ей есть за кого волноваться. Не в первый раз она будет принимать решение, опасаясь не просто подставить Пхана, а боясь уничтожить жизнь брата. И кто здесь за кого больше переживает?

Придя к выводу, что и так натворила изрядно (брат вроде не сильно злится, раз звонил, нашёл и пришёл), Виньен не чувствует больше, что имеет право продолжать творить дичь, тем более ввязывать хёна. Всё, что хочет Виньен в эту секунду, чтобы весь этот грёбаный трэш прекратился. Ёнсок готова заорать и позвать Джинхёна. Но, помня, как брат вбегал в её спальню, представляет его ворвавшимся в этот сортир, видит, как старший ебашит по коробке всем тем, чем пытается не заебашить Коробку сама Виньен. Может, всё это плоды фантазии, но с какой стороны ни взгляни, если мирно с коробчатым не разойтись, то Ёнсок с братом нескоро вернуться домой. И что делать?

Лица коробки не видно, но одна из личин озирается. Он садится на корточки, обдав своим мускусом и кислой блевотой (всё же попала!) разражённые рецепторы. Корявая лапа тянется к макушке, и Виньен вяло уворачивается, снова растекается и перекатывается.

Что у Ёнсок хорошо получается, то она и делает. Представляемый финт из сорванного писсуара и забивание им обидчика всё-таки за гранью фантастики. Пластаться как червяк, пока не раздавили, пожалуй, это всё, что на что способна младшая семейства Ли. Ну, может и ещё кое-что сработает:

– Если притронешься, – от подступившей желчи и горечи рычит Вив, – я твои пальцы сгрызу.

– Решила, что тебе помогут?

От шатания пока ещё не вырванной ручки, от беспорядочных стуков и как будто шлепков (там брат с разбегу, что ли, вхлопывается в поверхность?), Виньен чувствует, как по жилам и венам льётся тот сорт удовольствия, которое получаешь, когда говоришь «нет», умоляя не принимать «нет» всерьёз и так оно и выходит, ты получаешь то, к чему всей душой и каждой частицей стремилась. Пытаясь подтянуться на локтях и сесть под раковиной, Ёнсок ухмыляется: