Смотрю на Рашель. Она любуется новым украшением.

– Желаю вам с бароном счастья, – говорю напоследок. Не то чтобы от чистого сердца, но матушку эти слова бы обрадовали.

Если мадам Биссетт дает тебе указания, надо подчиняться – выбора нет. Вот как я оказалась в корсете на косточках и позволила Джозефине его затянуть. Осталось еще несколько рывков. Джозефина дергает за ленты, посмеиваясь, – она прекрасно знает, что мне меньше всего хотелось, чтобы все так обернулось!

– Вспомни, что ты мне всегда говоришь! – сквозь смех произносит подруга. – Ты выглядишь как принцесса!

Я злобно смотрю на нее, а она только громче хохочет.

А я ведь только ради нее стараюсь! Все потому, что платье, сшитое Джозефиной, – тот самый наряд, в котором она должна была выступать на сегодняшнем показе мод мадам Биссетт, – сейчас лежит комом в недрах ее шкафа. Она хотела его выбросить, но я не разрешила. Платье уже не починить, оно безнадежно испорчено, но такую красивую ткань – парчу нежно-лавандового цвета – отправлять на помойку было бы преступлением! Может, я смогу сшить что-нибудь из обрезков.

В моем платье должна была выступить Морган, но она заболела. В другой день это означало бы, что я свободна, но сегодня нам приходится лгать: мы говорим мадам Биссетт, что этот наряд мы с Джозефиной делали вместе, – ей сейчас нельзя получать плохие оценки по шитью. Для моего платья она высоковата, вот почему именно я теперь задыхаюсь в тугом корсете и скоро пойду позориться как никогда в жизни.

– Сейчас вернусь! Надо найти тебе туфли! – говорит Джо.

В дальнем углу примерочной мадам Биссетт, постукивая по ладони портновской линейкой, оценивает все наряды. Не проходит и минуты, как ее ледяной взгляд впивается в меня, она направляется прямиком ко мне, приподняв тонкую бровь. Я мгновенно напрягаюсь.

– Вижу, ты закончила вышивку, Эви, – замечает мадам Биссетт, разглядывая ткань, расшитую бусинками, потом поправляет мне пояс и придирчиво рассматривает стеганую нижнюю юбку, а особенно внимательно – кривоватые швы, которые я как могла попыталась замаскировать. – Впрочем, ты можешь и лучше.

Я открываю рот, готовая рассыпаться в извинениях, но она строго поджимает губы – верный знак, что ни одно из них не будет принято.

– Да, мадам Биссетт, – со вздохом соглашаюсь я. – Постараюсь исправиться.

Можно было бы обидеться на ее замечания, на придирчивость к мелочам, но для меня мадам Биссетт – одна из немногих, чье мнение я ценю. Не поверь она в меня, я бы вряд ли выбралась из стен пекарни на тропинку к мечте. Если бы не обрезки ткани, которые она мне отдавала последние четыре года, мне не из чего было бы сшить даже носовой платок. Поэтому я принимаю ее строгие, но вместе с тем справедливые замечания. И совершенно искренне обещаю исправиться.

– Вот, нашла! – кричит Джозефина и бежит ко мне с парой туфель на высоком каблуке.

– А других точно не было? – спрашиваю я. Остроносые туфли размера на два больше, чем надо.

Джо молча смотрит на меня и робко улыбается, будто говоря: «Будем верить в лучшее».

– Все уже разобрали, – оправдывается она. – Да ладно, что ты! Так и не скажешь, что они великоваты!

Я пытаюсь встать, пошатываюсь – и хватаю Джо за плечо, чтобы не грохнуться на пол.

– Ага, ни за что не догадаешься.

– Ни у кого нет гребня? – громко спрашивает Джозефина.

Вокруг нас шуршат юбки. В воздухе повисли облака пудры. Подруга запускает мне пальцы в волосы и пытается вручную распутать их, она дергает так сильно, что у меня запрокидывается голова.

Я сердито оборачиваюсь:

– Даже не думай, Джо.