Цивилизованны ли мы? Взгляд на человеческую культуру Роберт Лоуи

Robert H. Lowie

Are We Civilized?

Human Culture in Perspective

© ФГБОУ ВО «Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации», 2024

Памяти

Эрнста Маха (1838–1916),

профессора истории и теории индуктивных наук

Венского университета

ЭТУ книгу о человеческой цивилизации я старался сделать одновременно как точной научно, так и популярной. За исключением геологического понятия «плейстоцен», для которого не существует замены, я думаю, мне удалось полностью избежать использования специальных терминов.

Пока я был погружен в эту работу, меня волновало прежде всего мнение тех моих друзей, которые не входят в ученые круги и которых слишком много, чтобы всех можно было перечислить здесь поименно. За ценные комментарии и внимательное прочтение большей части этой книги я особенно обязан моей сестре Ризе Лоуи и моим друзьям: Сюзанне и Радиане Пасмор, миссис Мэри Эллен Скотт Уошберн, миссис А. Айзекс, Мариетте Вурхиз, Дональду Кларку, профессору Фредерику Э. Брейтхуту и профессору Дж. С. Шапиро. Я бесконечно благодарен миссис Глэдис Франзен за то, что она порекомендовала мне труды Альфреда Франклина по истории французской культуры. Не менее полезным оказался совет профессора Эрасмо Бучеты, указавшего на малоизвестные испанские источники.

Моими антропологическими аудиторами были профессор А. Л. Крёбер и его супруга, доктора наук. Э. К. Парсонс, Эрна Гюнтер, Рут Бенедикт, М. Мид, доктор Хайме де Ангуло и его супруга и доктор К. Д. Форде. Настоящим я благодарю их всех за терпение и ценные замечания.

Я должен поблагодарить Th e American Mercury за разрешение перепечатать в главах «Образование» и «Гигиена и медицина» некоторые материалы, первоначально опубликованные в этом журнале.

Внимательный читатель заметит, что весь негатив в моих саркастических комментариях, касающихся скандинавской расы, направлен исключительно против приверженцев расовых культов. Поскольку сегодня я не верю в существование нордической расы, я не могу и относиться к ней с предубеждением. А вот скандинавские культуры я всегда очень ценил. Я нигде не чувствовал себя более счастливым, чем в Швеции и Норвегии, являюсь сотрудником Американского скандинавского фонда и в течение многих лет был членом Скандинавского клуба Калифорнийского университета. Именно по этой причине я считаю, что настоящих скандинавов следует защищать от тех их «друзей», которые прикрывают свои зловещие замыслы пропагандой превосходства нордической расы и в то же время насмехаются над скандинавами за то, что они стали цивилизованным народом[1].

Роберт Лоуи, Беркли, Калифорния, 1929 г.

ЕСЛИ бы вы увидели, как один человек плюет в другого, то сделали бы вывод, что он выражает таким образом презрение к жертве. Что ж, это было бы справедливо во Франции, но вы оказались бы совершенно неправы, если бы наблюдали за происходящим в Восточной Африке среди негров джагга[2]. Там плевок является своего рода благословением в критических ситуациях, и знахарь четырежды плюнет на больного или новорожденного. Другими словами, отхаркивание мокроты, чтобы показать отвращение, не является «естественным» поведением человека. Такой символизм носит чисто условный характер. Французский ребенок, выросший в стране джагга, то есть в регионе Килиманджаро, будет плевать на ближнего только в знак доброжелательности. Воспитайте ребенка джагга во Франции, и ему и в голову не придет плевать на новорожденного. Его поведение – в том, что касается плевка, – будет зависеть от окружения, в котором он находится.

Большинство из нас лелеют комфортное заблуждение, что наш способ повседневного поведения – единственно разумный, если не единственно возможный. Что может быть более очевидным, чем трехразовое питание или ночной сон? Но в Боливии есть индейцы, которые считают иначе: они спят несколько часов, встают, чтобы перекусить, ложатся второй раз, встают для еще одного перекуса и т. д.; и когда им хочется, они не гнушаются спать днем. Мы ездим по правой стороне дороги, а разве может быть что-то логичнее для правшей? Но обычаи Англии, Швеции и Австрии[3] прямо противоположны, хотя левшей там не больше, чем где-либо еще. Но уж точно не может быть ничего более естественного, чем указывать указательным пальцем? И снова это не так. Многие американские индейцы делают это, надувая губы. Нет ничего общепринятого и в том, опять же, чтобы отнимать ребенка от груди в девять месяцев: у народов Восточной Африки и навахо Аризоны мальчик четырех или пяти лет вполне может прибежать к матери, чтобы пососать грудь.

Короче говоря, есть только один способ узнать, являются ли та или иная идея или обычай естественными или лишь условными привычками, а именно опытным путем, причем речь не идет о нашем ограниченном опыте, приобретенном в городке Оттумва, штат Айова, США, или даже об опыте западной цивилизации в целом, но об опыте, который распространен среди всех народов мира.

Люди обычно думают и действуют именно так, как они это делают, только потому, что переняли такое поведение и образ мыслей от какой-то своей социальной группы, будь то семья, банда, церковь, партия или нация. Каждое создающееся объединение людей такого рода обязательно придумывает какие-нибудь маленькие отличительные знаки, жесты, значки, песни или еще что-нибудь свое. Как иначе определенное университетское братство могло бы выделиться среди прочих? Определенная греческая буква, значок-заколка и свой собственный уникальный способ издеваться над новичками придают ему необходимую индивидуальность. Каждый человек принадлежит к ряду таких социальных групп, с философской точки зрения некоторые из них важны, некоторые тривиальны. Каждая группа каким-то образом выработала свой особый стиль мышления и поведения и преуспевает в культивировании собственных острот и чудачеств. Соответственно, каждый из нас делает огромное количество вещей, которые навязаны ему как члену какой-либо группы. То, как мы едим, флиртуем, любим, сражаемся, молимся, не является нашим личным изобретением и в значительной степени не зависит от нашего ментального склада. Все, что нам нужно сделать, – это поместить человека в новую обстановку, и он тут же начинает следовать новым правилам игры «жизнь в обществе». Американский негр говорит не на банту или суахили, а на английском; он не молится духам своих умерших предков, а причащается в баптистской церкви. Впрочем, стандарты поведения меняются даже без смены места жительства. Какая колоссальная разница между Англией при Доброй королеве Бесс[4] и при Кромвеле! Или, если взять то, что ближе нам, какова разница между нашим поколением и непосредственно предшествовавшим! Тридцать лет назад американки носили длинные юбки и называли ноги «конечностями»; не секрет, что с тех пор они стали менее привередливы.

Все и вся, что человек подобным образом получает от своей социальной группы, называется частью его «культуры». Учиться у своих собратьев – это особенность человека, ибо даже у высших приматов нет ничего подобного. Положите банан вне клетки шимпанзе, чтобы он не мог до него дотянуться. Желание заполучить фрукт подтолкнет его к изготовлению инструментов. Если под рукой окажутся бамбуковые палки, он будет втыкать одну в другую и, если у него получится достаточно длинный шест, подтянет к себе добычу. Он сделал изобретение – исходное сырье для культуры. Если бы его соседи подражали ему, если бы он учил их своему трюку и все они передавали эти знания своим потомкам, это означало бы, что шимпанзе находятся на пути к культуре. Но они не делают ничего подобного. Обезьяны не являются подражателями, какими их часто изображают, и нашего гипотетического изобретателя совершенно не волнует, станет ли его блестящая идея частью обычного поведения шимпанзе в будущем. Вот почему высшие приматы заходят в пограничные области культуры, но так и не пересекают границу.

Конечно, есть множество вещей, которые шимпанзе передают своему потомству, но это совершенно другой механизм. Шимпанзе рождается с торчащими острыми клыками, на которые нисколько не влияет стая, к которой он принадлежит; но никто из нас не сможет отрастить такие клыки, если покинет общество людей и поселится среди обезьян. Наследственность людей и обезьян неодинакова. Когда самец шимпанзе оплодотворяет самку, половые клетки, которые сливаются, чтобы сформировать эмбрион нового шимпанзе, содержат некую крошечную частицу, которая влияет на образование торчащих клыков. Половые клетки человека лишены этой частицы, поэтому у людей зубы не торчат наружу.

Таким образом, как люди, так и обезьяны наследуют множество присущих им свойств. Наш американский негр может быть баптистом и республиканцем, но он не становится от этого белым и его кудрявые черные волосы не распрямляются. Он может выпрямить свои волосы с помощью горячих щипцов, но его дети рождаются с такими же кудрявыми волосами, какими были его собственные при рождении. Индейцы, проживавшие по берегам реки Колумбия, не были удовлетворены естественной формой своих черепов и сплющивали головы своих детей в колыбели. Но чтобы достичь своей цели, они должны были применять эту меру индивидуально для каждого отдельного ребенка. Однако, поскольку у людей много свойств, являющихся социальными, и при этом столь же много тех, которые являются наследственными, нас начинают беспокоить вопросы, которые мы могли бы попросту игнорировать при изучении шимпанзе, не имеющих культуры. Какие из человеческих черт являются врожденными, свойственными всем людям и отличающими их от других животных, а какие определяются культурой? Являются ли некоторые из врожденных черт характерными для определенных рас, таких как негроидная или североевропейская? Даже если групповое поведение зависит от социальной среды, нельзя ли найти в его основе некие остаточные свидетельства того, то оно определяется наследственностью? Если бы западноафриканская деревня оказалась погружена в атмосферу Афин времен Перикла, стала бы она производить великих философов, скульпторов и поэтов? Или существует определенное ограничение для развития негроидной расы, потому что негроидным половым клеткам не хватает определенных ингредиентов, которые были у греков и передавались в ходе полового акта? Этому важному вопросу будет посвящена одна из глав этой книги.