Цикличное 20 Виктор Гренёв

Я сидел в плохо обставленной комнате. По сути, в ней не было ничего, кроме дивана и кресла, расположенных друг напротив друга так, будто между ними должен был быть стол или что-то подобное, чего, конечно же, не было. Сама комната была серой. То ли от освещения, то ли от выцветших белых обоев, комната выглядела словно покрытая золой; пыльно было соответственно, и дышать приходилось с усердием. Я сидел на краю дивана с одной рукой на его подлокотнике и постукивал другой рукой по бедру. В комнату вошли. Старая дверь с характерным скрипом сообщила о входящем госте.

– Сидишь? Как у тебя…

Я резко поднял руку, прерывая его.

– Тихо! – громким шёпотом шикнул я.

Кирилл молча сел на другую сторону дивана. Наступило минутное молчание. Я повернул голову направо и устремил взгляд в точку. Луч лунного света мягко ложился на фрагмент стены, а в его сиянии летали мелкие частички пыли, так привлёкшие моё внимание.

– Помнишь день, когда мы сюда въехали? – тихо начал я, отведя взгляд от стены в сторону.

– Да. Уже тогда эта квартира мне была мерзка. Я постоянно задыхался в пыли.

– На протяжении всего времени здесь недвижимыми оставались два элемента: этот диван и это кресло – ты замечал?

– А что в этом такого?

– Я ведь ненавижу этот диван и кресло. Десяток раз зарекался их выкинуть, да всё руки не доходили, и вот остались только они.

– «Слушаюсь и повинуюсь…», – пафосно проговорил Кирилл, пародируя того безумца с радиостанции «Серебряный дождь».

Наступило неловкое молчание. Покрутив головой, я понял, что в комнате почти ничего не было. Исключая окно и кресло с диваном, она была полностью пуста. Также, проводя взглядом вдоль стен, я то и дело терял фокус, в принципе зрение было довольно мыльным.

– Ты разве не умер?

– Умер? – лукаво улыбнулся Кирилл. – Мы все мертвы, Сергей; только для меня я всё-таки жив, а ты, вот, мёртв.

– Мёртв? – Я помолчал. – По-твоему, жизнь по другую сторону?

– По-моему, ты не понимаешь, на какой стороне ты сейчас.

– А с какой ты?

– Меня вообще здесь нет, как и тебя, кстати. Впрочем, из нас двоих ты более реальный.

– О чём ты?

– Ты уверен, что ты правда в комнате?

– Не особо.

– Тебе и не важно. Ты ведь скоро тоже «оживёшь», верно?

Решив пощупать диван вокруг себя, я обнаружил лежащий рядом со мной кусок синего крепкого троса, по ощущениям отрезанного из альпинистского снаряжения.

– Это ты принёс?

– Трупы не ходят, Сергей.

– А я…

– А ты труп?

– Я жив.

– Ненадолго. Петля ведь рядом с тобой лежит, верно?

– Это не…, – я посмотрел на кусок троса. Он был уже красиво связан в элегантную петлю. Оставалось только привязать её, надеть и затянуть.

– Мы ведь не снаружи, верно?

– Мы по ту сторону зеркала.

– А точнее?

– Мы видим то же, что и он, но… – Кирилл кивнул в центр комнаты. На крюке в потолке уже висела откуда-то взявшаяся аккуратно связанная петля.

– Получается, я навряд ли что-то изменю?

– Изнутри зеркало разбить сложнее, чем снаружи. Да и мы только наблюдатели, хоть и твоего разума.

Я снова осмотрел комнату. Внезапно я обнаружил, что не знаю почти ничего об этом месте и в принципе о себе.

– Он отошёл за стулом, я предполагаю, – произнёс Кирилл.

– А как это – рождаться?

– В моём или твоём плане?

– Как тебе удобно.

– Никак. Смерть интересней. Тебе не важно, ты всё равно выдумка.

– А ты?

– Я уже мёртв.

– А мы сейчас умрём или родимся?

Кирилл примолк. Незаметно под петлёй уже появился стул; стало страшно. Спустя мгновение на шее появилось странное ощущение какого-то веса, после чего петля на крюке затянулась, а с ней и усложнилось дыхание.

– Но, в отличии от тебя, я хотя бы не в своём разуме.

Когда отлетел стул, я стал задыхаться, Кирилл же до сих пор сидел рядом.

– Я хотя бы не чувствую то, что я делаю там.

Тело стало дёргаться; я прилип к дивану. Голова резко закинулась к спинке; дышать стало невозможно.

– Если путь зависит от конца, то без конца от пути уже ничего не зависит, – с усмешкой произнёс Кирилл, после чего встал и вышел из комнаты.

Я задохнулся. Серая пыль, освещённая лунным светом, методично перелетала с одного края луча на другой, словно переходя дорогу, одновременно с этим поблёскивая и переливаясь в красках лунного свечения.

Луна уже воцарилась на небе, и цикады с расстановкой начали свой концерт. Летняя ночь была удивительно тёплой по сравнению с прошлым годом и отдавала сухим воздухом, пропитанным автомобильным дымом и дымом недавно сгоревшего ТЦ. Я сидел на скамье и попивал кофе из термоса, наблюдая за спокойным течением звёзд, иногда переводя взгляд на мошек, круживших вокруг стоящего рядом фонаря. Небо было чистым, и луну было отчётливо видно. Её освещённая первая четверть ярко сияла, наполняя ночь синим светом. Иногда подувал ветерок, а за ним и листья оживлялись в лёгком шелесте. Где-то мигали фонари, озаряя поддавшеюся освещению часть парка мимолётным светом; где-то за периметром участка скамеек и аллей моментами шумел окружавший его город. В общем и целом, ночь была удивительно успокаивающей.

Последний раз я проверял время перед выходом, где-то двадцать минут назад; был почти час ночи, сейчас, вероятно, уже час. Я нередко приходил на эту скамейку любоваться тьмой, ибо, несмотря на наличие фонарей, бо́льшая часть окружавшего меня парка всегда была сокрыта в аномальной тьме, настолько густой, что даже лунный свет обделял её своим вниманием. Вдруг со стороны одного пучка тьмы раздался короткий, но звонкий и слышный женский крик. Он звучал довольно отдалённо и, видимо, донёсся с противоположной стороны этого теневого препятствия.

– Что… Есть кто? У вас всё в порядке? – Я слегка привстал со скамейки, пытаясь разглядеть тьму, но не вышло.

В это мгновение за спиной появился человек. Он сел на другом конце скамейки за моей спиной, при этом сделав это так тихо, что я даже не сразу ощутил его присутствие.

– Вы слышали крик? – спросил я, повернувшись к мужчине.

Это был довольно высокий мужчина атлетического телосложения. У него была тёмная, гладко выбритая борода, низ которой был похож на конец эллипса; сам он был в огромном пальто, явно ему не по размеру («бездомный» – подумал я), а также в рваной и большой шляпе, в темноте напоминающей те соломенные канотье, которые носят девушки, но гораздо более крупной во всех отношениях. Вместо ожидаемых мной рваных штанов и обуви, на нём были гладко выглаженные брюки, слегка замаранные пылью аллей, и блестящие чёрные туфли, отражавшие в себе свет фонаря. От странности его вида я даже не сразу сел на скамью, замерев на месте, его рассматривая, но быстро усмехнулся про себя его наряду и снова опустился на деревянное ложе скамейки.

– Крик? – вдруг очнулся мужчина, повернув ко мне голову. – Нет, зато слышал выстрел.

– Выстрел?

– Сейчас много стреляют. Вы стреляли когда-нибудь?

– Нет… а к чему вы это?

– Просто спрашиваю. А что хоть за крик-то был?

– Да, наверное, показалось… – Я снова взял в руку поставленный на землю термос и налил в кружку ещё кофе.

Вернув термос на место, я отхлебнул горячего напитка и понял, что наступило молчание. В этот момент я даже начал немного параноить, когда понял, насколько странна обстановка и насколько просто было бы этому мужчине со мной что-то сделать, но странность его нового вопроса быстро вернула меня из моих размышлений.

– Часто сюда ходите? – спросил он, повернув голову в мою сторону.

– Да, иногда прихожу.

– А для чего?

– А вы для чего? – переспросил я, почему-то не желая отвечать на его вопрос.

– Я, видимо, чтобы встретить вас.

– Тем не менее, вчера вас не было.

– Меня вчера в принципе не было.

– О чём вы?

– А откуда шёл крик? – перевёл он тему, взглянув в сторону.

– Из темноты… – я помолчал, повторяя в голове наш диалог, – подождите, что вы сейчас сказали?

– Вот, – мужчина достал из кармана пальто сложенную газету, аккуратно положил её на скамью и ушёл в направлении ранее прозвучавшего крика.

Я развернул газету. В центре единственной не пустой страницы был заголовок: «Пропал мужчина около сорока лет. Мускулистое телосложение, чёрная округлая борода, *** глаза (слово перед „глаза“ было зачёркнуто). В последний раз его видели в парке имени N-ского в 01:30, в большом коричневом пальто и большой фетровой шляпе (вот что это было)». Я, узнав мужчину из описания, оторвал голову от газеты и крикнул во тьму. Так и не услышав ответа, я решил ещё раз осмотреть документ. Всё соответствовало местной газете, которую даже я иногда почитывал, пока я не увидел дату: «Этой газете уже двадцать лет…» – прозвучало у меня в голове. Так и было, судя по дате, эта газета появилась десятилетие назад.

В этот момент я не на шутку удивился, после чего встал и решительно отправился во тьму, в сторону которой ушёл мужчина, чтобы догнать его и задать вопросы. Я быстро подбежал к ней и уже хотел прыгнуть сквозь, но остановился от звука. Это был выстрел – один единственный. Он был не очень громким, возможно, из другой части парка или из района поблизости. «Кто-то застрелился» – подумал я, вспомнив о частых самоубийствах в последнее время. «Кстати, а где этот мужчина?» – я быстро осмотрелся, но никого не обнаружил. Снова вспомнив про тьму, я быстро собрался и прыгнул внутрь, считая, что мужчина прыгнул туда же. Я будто ослеп; внутри было до жути темно. Звуки в мгновение исчезли, а по всему телу наступило сильнейшее онемение. Сердце забилось в скором темпе и в мгновение почувствовался сильнейший холод. Спустя мгновение появился отчётливый стук, потом хлопки, словно выстрелы. Все эти звуки сменялись какими-то возгласами и криками, словно какие-то события быстро проматывались сквозь время, но уже через мгновение все звуки резко стихли, а я упал на траву ночного парка. Упал абсолютно голым. По ощущениям, я провёл в темноте минуты две, но казалось, будто полжизни. Недалеко от места, где я выпал, валялась какая-то куча ткани и тряпок; подойдя ближе, я обнаружил, что это и была моя одежда, исключая помятости, она была абсолютно целой. Одеваясь лишь бы прикрыть наготу, я услышал, как недалеко проходящая девушка вскрикнула и убежала, вероятно, увидев меня и испугавшись.